Куда собиралась поехать Саманта, что ей нужен был паспорт? Или ее уговаривали поехать? С чего бы вдруг она стала писать такое себе самой? Разве что она заранее предполагала, что эти письма прочтет кто-то еще… Но почему она перестала себе писать? Или все-таки ей писал кто-то другой? И почему больше не пишет?
Оливка заерзала у меня за пазухой, вернув меня в
Хакерша обещала подобрать пароль к почте Беннетта. Но я уже сомневалась, что мне это нужно. Может быть, лучше не знать всего, на что он был способен? Кажется, это как раз тот классический случай, когда платой за информацию станет дальнейшее унижение. Я же не зря спрашивала Стивена, каков предел прочности у человека. С другой стороны, информация – если я все же смогу абстрагироваться настолько, чтобы воспринимать ее объективно, без приложения к себе лично, – может очень мне пригодиться для дипломной работы. Я получу данные прямо из первоисточника – я своими глазами увижу, как хищник подкрадывается к добыче, готовясь напасть. Социопат и его жертва: я сама.
Возможно, у меня оставалось еще два-три часа до того, как со мной свяжется хакерша. Мне нужно было собраться с духом и морально подготовиться к тому, что я уже совсем скоро узнаю. В упаковке ксанакса осталось всего четыре таблетки, но по рецепту, который выписала мне Селия, я могла взять еще одну упаковку. Я пошла в «Наполитано» на углу Грэм и Метрополитен. В этой старомодной итальянской аптеке меня знали по имени. Хозяйка аптеки, рыжеволосая дама с вечно седыми корнями, тепло со мной поздоровалась. В нашей округе все знали, через что я прошла. Я отдала ей рецепт.
– У вас только одна упаковка осталась, – сказала она.
Видимо, выглядела я неважно, а именно как человек, которому явно не хватит одной упаковки ксанакса.
Пока аптекарша ходила в заднюю комнату, где хранились лекарства, выдаваемые по рецептам, я проверила, нет ли у меня в мобильном новых сообщений, хотя телефон не пищал. Дожидаясь аптекаршу, я рассматривала итальянское мыло, которого не найдешь больше нигде, ни в какой другой аптеке. Я почти успокоилась, зная, что у меня будет запас транквилизаторов. А если вдруг выяснится, что Беннетт никогда меня не любил? Мне совсем не понравилась эта мысль – явное указание на то, что мне до сих пор хотелось верить, что он меня любил. Но вот такой я человек: если где-то авария на дороге, я не проеду мимо, не глядя на раненых.
Я заплатила за таблетки. Когда я уже подходила к дому, пришла эсэмэска от хакерши:
Я могла бы сразу принять таблетку, даже не заходя домой, но решила, что справлюсь сама, что бы меня ни ждало. Когда я пришла в мастерскую, там был другой посетитель. Вернее, посетительница. Монахиня. Зачем монахине компьютерный хакер?!
– Одну минутку, – сказала мне хакерша.
Монахиня держала в руках маленькую статуэтку Девы Марии. Хакерша взяла статуэтку, осмотрела ее со всех сторон и сказала монахине, что через неделю все будет готово. Значит, мастерская была не просто прикрытием.
– Идите сюда, за прилавок, – сказала мне хакерша, когда монахиня вышла. – Поговорим в задней комнате.
Она провела меня в комнату с ноутбуком и указала на складной стул, мол, садитесь.
– Если Саманта не профи, она не отправляла себе эти письма. – Хакерша протянула мне ручку и желтый самоклеющийся листочек и сказала, чтобы я записала пароль, который она мне продиктует. Как я понимаю, ей не хотелось оставлять улики в виде записи собственным почерком.
– Сколько я вам должна? – Я принесла наличные, как мне было сказано.
Маккензи был прав: я заплатила меньше, чем за три месяца за Интернет.
Пароль был такой: дажекогдатыспишь.
Я сразу вспомнила стену. Как Беннетт заставил меня спать у стены.
У меня было чувство, что мне сейчас преподнесут отравленную еду. Я умирала от голода и не смогла бы противиться искушению: все подстроено так, чтобы я сама приняла яд. Может быть, нужно сначала хоть что-нибудь съесть – хотя бы один-единственный сухарик. Если в желудке будет не совсем пусто, возможно, яд меня не убьет.