Рука, кормящая тебя

Наутро меня посетила мысль, которая совершенно меня убила: наверняка Беннетт показывал Распутнице и меня, как Саманту и Сьюзен. Быть может, Распутница сидела прямо за нами в кинотеатре, когда мы смотрели «Человека-гризли»? Или приезжала в ту же гостиницу в Мэне, где у нас с Беннеттом было свидание? Или сидела рядом со мной на какой-то публичной лекции в колледже? Может быть, мы с ней встречались и даже общались? Я очень старалась не перейти грань между рациональными размышлениями и паранойей, но после вчерашних отравляющих писем в голову лезли малоприятные мысли о людях, пораженных вирусом, пожирающим плоть. У меня еще были руки? У меня еще остались ноги? Разве не чудо, что я еще в состоянии ходить и стоять у плиты в ожидании, когда закипит чайник?

Когда зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Хорошие новости, – сказала Билли. – Хотя плохо так говорить. Потому что для нас хорошие, а вообще грустные. Мне сейчас сообщили, что той больной старой собаке в нью-милфордском приюте остался максимум день.

– Тебе позвонили?

– Я здесь, с Альфредо. Привезла «мусорных» песиков. Нам удалось вывезти четверых. Альфредо устроил их на новом месте. Они вроде довольны. Троим мы уже нашли дом, скоро их заберут.

Несмотря на обиду и ревность, мое восхищение Билли в этот момент было искренним. Она сделала хорошее, достойное дело, и она помогает мне с – Тучкой.

Если уж я не могу защитить себя, то могу защитить хотя бы свою собаку.

Я вывела Оливку гулять. Скоро и Тучка сможет гулять на воздухе. Мы пошли к зоомагазину. Оливка узнала дорогу к магазину игрушек и ускорила шаг. Последнюю часть пути она уже летела впереди меня, натягивая поводок. По магазину важно расхаживал песик – дворняга с явной примесью бигля – совершенно один, без хозяина. Он подошел к ящику косточек из сухожилий, выбрал одну, взял ее в зубы и деловито направился к выходу. Я рассмеялась и спросила у продавца, видел ли он, что у них тут завелся воришка.

– Руди у нас угощается в кредит, – ответил мне продавец.

Руди работал «служебным питомцем» в туристическом агентстве, расположенном в том же здании. Я купила для Тучки упаковку кусочков сушеной печени, и мы с Оливкой пошли домой.

Простые житейские радости вроде покупки лакомства для собаки придали мне сил читать дальше. Как бы мне ни было противно и больно все это читать, мне хотелось понять, кто такая Распутница. Возможно, я все же найду хоть какие-то указания.

Распутница: Она не упоминает тебя в завещании?

В каком завещании? Кто?

Беннетт: Она живет в съемной квартире, машины у нее нет. Денег тоже. Она немного зарабатывает и почти все отдает на благотворительность.

Мои пожертвования на приюты для бездомных животных?

Распутница: Да уж, все трудятся в поте лица ради денег. Мало кому удается пожить в свое удовольствие.

Беннетт: Но тебе удается.

Распутница: Я могу себе это позволить, как тебе хорошо известно.

Беннетт: Я все думаю об этом фильме, «Человек-гризли». Он тебе тоже понравился, помнишь? Этот Тимоти Тредуэлл с его страстью к медведям гризли… Как он их обожал! А в итоге они же его и загрызли. В смысле, какой-то бездомный? В том же приюте, где она им помогала?

Я испытала огромное облегчение из-за того, что они говорили не обо мне, но самое главное – из-за того, что Беннетт был мертв. Мне казалось, я знаю, что собой представляют социопаты; я могла прочитать целую лекцию по данной теме. Но только сейчас я окончательно осознала, что это за люди.

Он говорил в таком тоне о женщине, на которой собирался жениться, о женщине, которую убили в том самом месте, где она бескорыстно помогала другим. В голове промелькнула старая, как мир, мысль: Неужели ничто не свято? И этот фильм, «Человек-гризли»… Судя по переписке, он понравился им обоим, но я тоже его смотрела и хорошо помню, что подругу Тредуэлла, которая сопровождала его в экспедиции, тоже загрызли медведи.