Рука майора Громова

Холмин шагнул в кабинет следователя и ошеломленный замер на пороге. Его глазам представилось неожиданное и жуткое зрелище… На «подследственном стуле» у двери сидел потерявший сознание человек с окровавленным лицом. Руки у него были заложены за спину и прикованы к стулу наручниками.

Через решетчатое окно на пол косо падали лучи заходящего солнца, образуя светлые прямоугольники. Под этими прямоугольниками лежала на полу человеческая фигура, раскинув руки в стороны. Ноги человека были согнуты в коленях, загораживая его лицо от взгляда Холмина, остановившегося на пороге. Лежащий был одет в мундир энкаведиста. Взволнованный этим зрелищем и предчувствием непоправимого, Холмин подбежал к нему, напряженно всматриваясь в его лицо.

Предчувствие не обмануло Холмина. Перед ним лежал мертвый следователь Якубович, с которым он разговаривал всего лишь-полчаса тому назад. Энкаведист был убит, видимо, совсем недавно, может быть, за несколько минут до того, как Холмин вошел к его кабинет. На лицо трупа, ярко освещенное одним из солнечных квадратов, медленно наползала желтизна смерти, а его запрокинутую назад голову окружал кровавый венчик, с каждой секундой растекавшийся все шире. Холмин дотронулся до руки мертвого — она была еще теплая.

Капитана Якубовича убили точно так же, как до него коменданта отдела НКВД, выстрелом в затылок. К груди убитого, английской булавкой сквозь сукно мундира, была пришпилена уже знакомая Холмину записка: тот же мужской энергичный почерк и те же слова о «руке майора Громова», которые он читал в трех предыдущих записках. Она отличалась от них только бумагой. Те были написаны на серых полулистках из школьной тетради, а эта — на плотном белом квадрате. По качеству бумаги этого листка и по тому, что одна сторона его была слегка косая и волокнисто-зубчатая, можно было предположить, что он вырван из какого-то служебного блокнота.

На лице убитого застыло выражение не ужаса, как у коменданта или Карнаухова, а торжествующего злорадства и ярости. Рот его был раскрыт предсмертным криком.

Наскоро осмотрев труп, Холмин выбежал в коридор и крикнул:

— Эй, кто нибудь! Скорее сюда!

Из-за угла лестничной площадки высунулся часовой и спросил:

— Что там такое?

— Идите сюда! — крикнул Холмин.

— Не имею нравов сойтить с поста! — ответил часовой.

Холмин подошел к нему.

— Сколько времени вы стоите здесь на посту?

— Да, пожалуй, с полчаса. Заступил на дежурство сразу посля собрания.

— Кого за эти полчаса видели в коридоре?

— Окромя вас, товарищ агент, никого. Потому, как все работники отдела, сразу посля собрания, пошедши обедать.

— А выстрел вы слышали?

— Слыхал.

— И что же? Не обратили внимания?

— Чего на них внимание обращать? У нас, товарищ агент, стрельба не в диковину. Бывает, что и днем в комендантской подрасстрельных ликвидируют.

— Выстрел был не в комендантской.

— A где же?

— В кабинете следователя Якубовича. Он убит…

Винтовка в руке часового дрогнула, лицо его побелело и он боязливо спросил:

— Опять «рука майора Громова»?

— Кажется, — ответил Холмин. — Надо кого-нибудь из комендатуры позвать.

— Не могу я пост покинуть, хотя мне и страшно тут теперь, — плачущим голосом сказал часовой. — Зовите сами, товарищ агент.

Холмин поспешно спустился по лестнице и, вбежав в комендатуру, крикнул дежурному:

— Капитан Якубович только что убит в своем кабинете!

— Не может быть, — не поверил дежурный.

— Идите и посмотрите сами.

— А ну, пошли!..

Войдя в кабинет Якубовича, дежурный осмотрел труп и сказал, покачивая головой:

— Действительно. И этого, значит, «рука» прикончила. Что же дальше будет, товарищ агент?

— Не знаю, — ответил Холмин, пожав плечами, — а пока следует вызвать кого-нибудь из начальства.

— Это я в момент. Сейчас сяду за телефон, — сказал энкаведист.

Он ушел. Холмин остался в кабинете и занялся приведением в чувство потерявшего сознание подследственного. Он тряс его, хлопал по щекам, обмахивал ему лицо первой попавшейся под руку папкой со следственным «делом». Все эти усилия были тщетны; неподвижное тело не шевелилось. Тогда Холмин выплеснул ему в лицо стакан воды из графина, ставшего на следовательском столе. Человек вздрогнул и застонал, не раскрывая глаз.

— Вы меня слышите? — спросил Холмин.

— Да, — прошептал подследственник.

— Откройте глаза! — приказал Холмин.

Подследственный повиновался. Его веки дрогнули и в лицо Холмина уперлись глаза, полные страха.

— Слушайте меня внимательно и отвечайте на мои вопросы, — продолжал Холмин. — Что здесь произошло? — обвел он кабинет рукой.

— Ужас… это такой… ужас… Кошмар, — прерывисто зашептал человек. Его глаза испуганно глянули вправо и влево и остановились на трупе Якубовича.

— Он убит? — спросил подследственный шепотом.

— Да, — подтвердил Холмин. Кто его убил?

— Не знаю… не знаю. — простонал подследственный.

— Но ведь вы же были здесь. Вы видели. Расскажите мне все, что вы видели. Спокойно и не торопясь.

Сдавленным голосом, прерываемым стонами я долгими паузами, подследственный начал рассказывать: