Руками не трогать

– Иванов, ты уже разберись, что для тебя важнее – твой нос или эта прекрасная незнакомка. Вряд ли ее заинтересуют твои турундочки. – Скрипач Тихонов подлил композитору водки.

– Барышню интересует кантата Белецкого! – с вызовом сказал композитор и отвернулся.

– Ну да, конечно, кантата. – Скрипач кивнул и налил себе еще. – Яблочников кантату эту просто… э… сп… л, свистнул, так сказать. Украл.

– Никогда бы не подумал, что я с вами могу согласиться, но тут вы правы, – подтвердил композитор Иванов. – Яблочников был плагиатором. Но гениальным.

– Но если все об этом знали, то почему ему премии давали? Почему в суд не подали? – ахнула Снежана.

– В какой суд? Я вас умоляю! – воскликнул композитор Иванов. – Почему мне премии не дают, а ему давали? Это вы хотите узнать? Потому что Яблочников пил с кем надо, а я нет! И не буду!

– Но ведь партитура кантаты Белецкого существует?

– Откровенно? Нет. Есть куски, обрывки и то, что Яблочников выдавал за партитуру, – ответил композитор, и скрипач с ним согласился. – Есть легенда, а публика любит легенды. Поговорите с вдовой. Она мужа терпеть не могла, ненавидела, так что наверняка с радостью избавится от наследия.

– А телефончик не оставите? – спросил скрипач Тихонов.

– Конечно. – Снежана записала на салфетке телефон музея. Скрипач торжественно засунул салфетку в кармашек, предназначенный для платка.

Снежана почувствовала себя плохо и решила уйти. Но когда она уходила, в гардероб выскочила вдова, чем-то неуловимо похожая на Берту Абрамовну, и зашептала:

– Приходите ко мне, когда все это наконец закончится. Я отдам вам весь архив. Только при одном условии.

– Каком?

– Вы передадите все в Польшу. Ведь там есть музыкальные музеи? Отдайте все им. Верните наследие. Я ведь и сама собиралась в музей идти со всеми этими папками, только не знала в какой. Так что вас мне Бог послал.

– Но почему? – Снежана остолбенела. Такой просьбы она точно не ожидала.

– Деточка, поймите. У меня давно другая жизнь. И другой мужчина. – Вдова покрылась девичьим румянцем. – Я так устала от всего этого. Хочу просто жить, тихо и спокойно. На даче. Вы знаете, у меня чудесная дача. Там елки растут, у меня сад есть. Даже розы цветут. И вишневое дерево. Представляете? И сосед. Мы с ним уже десять лет вместе. Только он не нашего круга. Понимаете?

– Кажется, да, – кивнула Снежана, невольно вспомнив про Федора.

– Так вот, я хочу вам передать архив и чтобы меня больше никто не трогал. Никаких выступлений, никаких памятных дат и прочей мишуры. Понимаете? Я не хочу быть вдовой великого композитора, я хочу быть женщиной. Ведь я еще не старая. Сейчас пройдут все эти поминки, и мы поженимся. Тихо. Давно собирались, да все никак. А теперь меня ничто не держит. Знаете, чего я хочу?

– Чего?

– Козу завести. И научиться ее доить. Не смейтесь, такая вот мечта.

Вдова говорила это так… у нее так светились глаза, такая надежда на будущее была в них, что Снежана ей позавидовала. И представила себе, что тоже могла бы переехать к Федору, завести козу и сажать на участке кабачки. И в ее жизни больше не будет ни кантат, ни партитур, ни клавиров – ничего. Даже Берты Абрамовны. А будет запах свежей травы, бензина, навоза и всего того, чем пахнет обычная жизнь.

На следующий день Снежана Петровна приехала к вдове композитора Яблочникова и забрала у нее партитуру кантаты и две коробки с набросками, рабочими материалами и рукописями. Вдова была весела и энергична. На прощание она пожелала Снежане счастья в личной жизни.

– Гуля! Где мои туфли? Елена Анатольевна, вы не видели мои туфли? Кто их опять переставил? Берта! Я не могу работать!

Следующий рабочий день начался, как обычно.

– Вот, купила на свои. – Гуля выдала Лейле Махмудовне резиновые мужские шлепки сорок пятого размера. – Тут радиация, нужно мыть, а ваши туфли – выкинуть или сжечь.

Лейла Махмудовна с ужасом смотрела на эти шлепки-ласты. Сама Гуля стояла точно в таких же.

– Лучше спасибо скажите. Я на всех закупила, – обиженно сказала уборщица и бросила на кресло пакет, который держала в руках.

– Это правильно! Поддерживаю! – Ирина Марковна выудила из пакета безразмерные шлепки и быстро переобулась. – Очень удобно, между прочим! Елена Анатольевна, а пойдемте кофе пить! Давайте, давайте, не сопротивляйтесь!

За столиком в кафе Ирина Марковна рассказала Елене душещипательную историю. Оказалось, что весь прошлый вечер она места себе не находила – все думала об этом повышенном радиоактивном фоне. И решила, что ей тоже нужна обработка. В целях безопасности. Ирина Марковна развела марганцовку в воде и тщательно протерлась полученным раствором после душа. Детям она сделала ванную. Хотела протереть марганцовкой и мужа, но тот категорически отказался. Дома она тоже все вымыла с хлоркой и продезинфицировала смесью нашатырного спирта, салициловой кислоты и той же марганцовки. Муж устроил скандал, поскольку дышать в доме было нечем, и Ирина Марковна открыла все окна, чтобы проветрить помещение. Дети сидели, закутанные в одеяла, а муж жаловался на жизнь.