Читаем Руками не трогать полностью

– Уже открывала. Так Лейлу Махмудовну сдувает, видите ли, – ответила Гуля. – То открой, то закрой. И я еще виновата.

– Хватит, Гуля, вылейте эту гадость и помойте полы обычной водой, – распорядилась главная хранительница. – Где, вы говорите, Ирина Марковна?

– Витраж драет. Делать, видать, больше нечего…

Берта Абрамовна кинулась в зал к главному витражу. Там, балансируя на верхней ступеньке лестницы-стремянки, стояла Ирина Марковна. В руках у нее были обычные акварельные краски и кисточка. Ирина Марковна сосредоточенно рисовала что-то на стекле.

– Ирина Марковна! – Главная хранительница хотела крикнуть, но издала какой-то стон, похожий на вой.

– О Господи! – Ирина Марковна покачнулась на лестнице, едва не свалившись. – Берта Абрамовна, что ж вы так пугаете? Вы меня до инфаркта доведете!

– Что вы делаете? – спросила на выдохе Берта Абрамовна.

Ирина Марковна добралась-таки до центрального витража. Начала отмывать своим суперсекретным составом и «случайно» стерла краску. Но еще утром, по дороге на работу, она забежала в канцелярский магазин и купила старшему сыну для уроков рисования набор кисточек и красок. Так что когда на ее глазах витражная краска начала смываться, оставаясь пятнами на тряпке, Ирина Марковна паниковала не больше минуты. Она порылась в сумке и нашла краски и даже новенькую чашку-непроливайку. Если бы не умение Берты Абрамовны неожиданно появляться из ниоткуда, Ирина Марковна успела бы расписать витраж, и никто бы ничего не заметил, как не замечал последние лет двадцать. Особенно она гордилась зеленым листком – цвет краски почти точно совпал со стертой на витраже. И Ирина Марковна раскрасила листочек с особой любовью и старанием. Лучше прежнего получилось.

– Ирина Марковна, вы же научный работник! Вы же совершаете кощунство! – Берта Абрамовна кричала и размахивала руками. Но поскольку она стояла внизу, а Ирина Марковна – на самой верхней ступеньке стремянки, то главной хранительнице кричать было не очень удобно. Ирина Марковна спускаться не собиралась, а Берте Абрамовне было тяжело стоять, задрав голову – шея начала болеть.

– Немедленно спускайтесь, – велела главная хранительница.

– Нет, ну а что не так-то? – воскликнула обидчиво Ирина Маркова, покрепче вцепившись в лестницу. – Когда ваши реставраторы приедут? Когда рак на горе свистнет? Так уже иссвистелся весь! А я сама аккуратненько тут подкрасила. Вон, смотрите, какой листочек красивый получился! Не нравится, так и скажите. Акварель быстро смывается! Так я сразу все и сотру, прям щас. И ждите своих реставраторов. Может, после вашей смерти и доедут!

– Ирина Марковна, вы знаете, в каком году был сделан этот витраж? – уставшим голосом спросила Берта Абрамовна. – Вы понимаете, что за это вас уволить мало? То, что вы сделали, – это преступление.

– Конечно! Зовите своего Глинку ненаглядного! Пусть меня арестует! И в тюрьму посадит! Как это у них называется? Порча государственного имущества? Конечно, оставьте моих детей сиротами! – Ирина Марковна произнесла си́ротами, с ударением на первый слог.

– Спускайтесь, – велела Берта Абрамовна.

– А вот и не спущусь! Сейчас докрашу, вот у меня цветочек остался, и тогда спущусь!

– Не смейте! Не трогайте цветок! – буквально взмолилась главная хранительница. – Что вы как маленькая? Спускайтесь! Ничего я вам не сделаю.

– Конечно, не сделаете! – Ирина Марковна встала поудобнее и демонстративно стала раскрашивать цветок. – Вот делай добро после этого. Как я на себе зеркало перла, как розетки на инструменте оттирала, картины маслом протирала, сколько я времени и, между прочим, личных средств на растворы потратила! Никто ведь даже спасибо не сказал! Никакой благодарности за столько лет!

Ирина Марковна кричала на весь музей, уже не сдерживаясь. Она закончила раскрашивать цветок и удобно уселась на верхней ступеньке.

Берта Абрамовна выдохнула и пошла в кабинет Снежаны Петровны. Ирине Марковне показалось, что главная хранительница просто исчезла, как будто ее и не было.

– Снежана Петровна, у вас есть коньяк?

– Здравствуйте, Берта Абрамовна, что случилось? – Снежана Петровна хотела ответить «нет», но вид главной хранительницы заставил ее воздержаться от откровенной лжи.

– Снежана, дорогая, налейте мне пятьдесят граммов… или сто, иначе я с ума сойду! – попросила Берта Абрамовна, присаживаясь на краешек стула.

Снежана быстро плеснула в рюмку коньяк и протянула Берте Абрамовне. Та выпила залпом, даже не поморщившись.

– Что случилось-то? – тихо спросила Снежана, наливая еще.

– Ирина, Ирина Марковна решила витраж раскрасить. – Главная хранительница опрокинула еще рюмку. – Мне кажется, у нее нервный срыв. Она сидит на лестнице-стремянке, стирает краску с витража своим секретным спецраствором и разрисовывает заново акварелью. Надо что-то делать.

Снежана налила еще одну рюмку и тоже выпила. Такого она себе представить просто не могла. Ладно бы Гуля начала тереть губкой витраж, но Ирина Марковна!..

– Надо ее оттуда снять, – продолжала Берта Абрамовна, – мне кажется, она меня боится. Помогите мне.

– Как?

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Маши Трауб

Дневник мамы первоклассника
Дневник мамы первоклассника

Пока эта книга готовилась к выходу, мой сын Вася стал второклассником.Вас все еще беспокоит счет в пределах десятка и каллиграфия в прописях? Тогда отгадайте загадку: «Со звонким мы в нем обитаем, с глухим согласным мы его читаем». Правильный ответ: дом – том. Или еще: напишите названия рыб с мягким знаком на конце из четырех, пяти, шести и семи букв. Мамам – рыболовам и биологам, которые наверняка справятся с этим заданием, предлагаю дополнительное. Даны два слова: «дело» и «безделье». Процитируйте пословицу. Нет, Интернетом пользоваться нельзя. И книгами тоже. Ответ: «Маленькое дело лучше большого безделья». Это проходят дети во втором классе. Говорят, что к третьему классу все родители чувствуют себя клиническими идиотами.

Маша Трауб

Современная русская и зарубежная проза / Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века