Руки матери

Им больше не грозила голодная смерть. Митя снова ходил в школу, изо всех сил стараясь наверстать упущенное. И все равно без хлеба — не жизнь… Поэтому он с нетерпением ожидал конца учебного года, когда можно будет работать в колхозе и в конце каждого рабочего дня получать свои двести граммов муки.

За лето Митя немного отъедался, и к осени его снова начинало тянуть в школу.

Занятый своими мыслями, Митя и не заметил, как проборонил довольно большой участок. А главное — глинистая ложбинка осталась позади.

Когда подошло время обеда, Митя выпряг лошадь, стреножил ее и пустил пастись на меже, а сам пошел к березе, на которой оставил свой пестерь.

Усевшись под березой, он принялся за обед. Быстро, даже как-то незаметно, исчезла картошка, лук и яйцо. Опорожнив бутылку молока, Митя взял оставшийся кусок хлеба и пошел к лошади. Заметив приближавшегося хозяина, лошадь подняла голову от травы, тихонько заржала и медленно двинулась ему навстречу. Отламывая по небольшому кусочку, Митя скормил ей хлеб и снова пустил пастись, а сам свернул в лес.

В лесу было хорошо. Пробравшись между разлапистым ельником, Митя очутился в густом черничнике. Невысокие кустики черники были усыпаны уже переспевшими сизовато-черными ягодами. Вскоре Митины руки, губы и язык сделались лиловыми, зато он всласть наелся вкусных ягод.

После обеда работа пошла спорее. Но всякий раз, когда Митя начинал новый загон, ему в глаза бросалась злополучная ложбинка, пробороненная кое-как: брошенные семена не перемешались как следует с комковатой глинистой землей.

Мысль о плохо сделанной работе засела в Мите, как заноза, и он, не выдержав, повернул лошадь обратно к ложбинке.

И тут случилось несчастье. Лошадь, тащившая борону поперек перевернутых пластов земли, споткнулась. Вздыбившуюся от рывка борону кинуло в сторону, ее острый зуб ударил Митю по щиколотке. Митя взвыл от боли и повалился на землю.

Лошадь остановилась. Покосившись на корчившегося у ее ног мальчика, она глубоко вздохнула, как будто сожалея о случившемся.

Митя попытался встать, но тут же, застонав, снова опрокинулся на землю. Его бросило в жар, на лбу выступил липкий пот. Он лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ушибленную ногу. Она заметно опухла и стала какого-то зловещего грязно-фиолетового цвета.

Вскоре прибежали Гришка с Ленькой.

— Что тут у тебя?

Митя молча показал ушибленную ногу.

— Ух ты-ы! — воскликнул Гришка. — Чем это тебя так садануло? Бороной? Мы глядим, лошадь на месте стоит, а тебя не видно. Я говорю Леньке: «Айда, мол, сходим, посмотрим, не случилось ли чего…»

— Надо домой ехать, Митька, — посоветовал Ленька. — Гляди, как нога посинела. Вдруг перелом?

— Нет, не похоже, — отозвался Митя. — Как я уйду домой? А норма?

— «Норма»! — передразнил его Гришка. — Не умирать же тут из-за этой нормы. Езжай домой!

— Погожу еще немного, может, пройдет, — нерешительно сказал Митя.

— Ну, как знаешь. Айда, Ленька!

Ребята убежали, Митя остался один.

Между тем солнце стало клониться к западу. От леса на пашню легли длинные тени.

Митя подумал, что и вправду надо выпрячь лошадь да ехать домой, уж очень болела нога.

Но тут ему вспомнились руки его матери.

Усилием воли он заставил себя подняться и заковылял к меже. Из пестеря он достал материнский платок, в который она сегодня утром завернула ему хлеб. Присев под березой, он туго перевязал щиколотку платком. В первое время ему даже показалось, что боль в ноге немного утихла. Но, вернувшись к лошади, он понял, что идти за бороной он не сможет.

И тогда он решился на крайнее средство: он стал боронить сидя на лошади верхом, что строго-настрого запрещал мальчишкам-боронильщикам дядя Федот, колхозный бригадир.

Бригадир появился на поле незадолго до захода солнца. Заметив его издали, Митя поспешно слез с лошади.

С саженью в руках бригадир замерял пробороненные участки. Приблизившись к Мите, он напустился на мальчика:

— Ты что же, сукин сын, за целый день и полнормы не выполнил? Отец на фронте кровь проливает, а сынок баклуши бьет! Ты бы хоть матери своей постыдился! Видал ее руки?

Митя молчал, низко опустив голову.

— Твоя мать сегодня вручную, — тут бригадир наклонился и своей единственной правой рукой как бы сделал несколько ударов серпом, — вручную выжала две нормы! А ты?

— Он ногу сильно зашиб, — вступился за Митю прибежавший Гришка.

Бригадир взглянул на Митину ногу.

— Что ж ты не сказал? — сразу подобревшим голосом спросил он.

Митя поднял голову, сказал решительно:

— Дядя Федот, отмеряйте, сколько там осталось до нормы.

Бригадир махнул рукой:

— Зачем? Завтра вам в школу идти…

— То завтра, а сегодня день еще не кончен, — возразил Митя.

Бригадир хотел что-то сказать, но Митя уже тронул вожжи и, сильно припадая на ушибленную ногу, пошел краем загона.