Руки моей не отпускай

– Как-то очень быстро, – засомневалась Ася, – вы не горячитесь, Василий Степанович? С такими заболеваниями не шутят. Острая фаза снимается довольно быстро, это да, а вот восстановление – процесс длительный и непростой. Так как пострадала вся иммунная система, и по организму в целом и некоторым внутренним органам в особенности нанесен мощный удар.

– У меня была очень сильная мотивация и цель: во что бы то ни стало разыскать вас, – улыбался он ей мудрой, спокойной полуулыбкой.

Он все время, с момента их встречи, не переставал улыбаться Асе вот этой своей замечательной улыбкой. Ей очень нравилось.

Он ей вообще нравился необычайно. Весь.

– Поблагодарить? – спросила она.

– Не только, – подумав, весомо произнес Ярославцев.

У Аси застучало сердце, она вдруг разволновалась от этих его слов и такого особого тона и взгляда, придававших глубину и значимость произнесенным им словам. Но… их беседа была прервана на этом интересном и интригующем месте приходом официанта, принесшего часть заказа и вазу с водой для букета.

Они молча переждали, пока тот поставил цветы в воду и устроил вазу там, куда указала девушка, потом сервировал стол и расставлял на нем доставленный заказ. Молчали еще какое-то мгновение после его ухода.

– А зачем? – спросила Ася, в продолжение прерванной темы, стараясь не выказать своего волнения.

– Давайте перекусим, – предложил Ярославцев, жестом обведя накрытый стол, – а то вы с работы, наверняка проголодались. Да и я, честно признаться, страшно изнервничался, ожидая нашей встречи, так что есть никак не мог от волнения. А потом я кое-что вам расскажу.

– Ну, давайте, – без особой охоты согласилась она.

– А вы на самом деле медик? – поинтересовался Василий.

– Вообще-то да, – кивнула Ася, – но это не самая простая тема. – И поправилась: – Вернее, тема-то не сложная, но так просто не объяснишь.

– Очень хорошо, – порадовался Ярославцев. – Чем сложнее объяснить, тем дольше вы будете это делать. А я буду с удовольствием слушать и смотреть на вас.

– Тогда придется объяснять, как я вообще попала в медицину и как ушла с этой стези, а это… – она задумалась, отвлеченно глядя в темноту за окном, снова повернулась и посмотрела на него, – это, Василий Степанович, придется рассказывать большую часть жизни. А сейчас как-то не то настроение, совсем не хочется непростых воспоминаний и философских рассуждений.

– Ася, а давайте без отчества, – предложил он.

– Ну без отчества давайте, – согласилась она. Ей было легко и весело, уютно и тепло в душе, и так невероятно нравилось сидеть тут с этим мужчиной, никуда не торопясь, и просто разговаривать.

– Тогда как к вам обращаться? – развеселилась она. – Вася? Ася-Вася – звучит как детская дразнилка.

– Нет, Васей лучше не стоит, может получиться конфуз: я не воспринимаю это имя на свой счет и не откликаюсь на него, – улыбался он ее девчачьему задору.

– Всегда?

– Всегда, – подтвердил Ярославцев. – С младенчества. Мама говорит, я был ужасно серьезным младенцем, почти не плакал и не капризничал, и рассматривал всех, кто ко мне наклонялся, с самым сосредоточенным видом, сурово сдвинув намек на брови. Это страшно умиляло всех взрослых, а бабушка, увидев первый раз внука, когда развернули кулек, в котором меня принесли из роддома, вынесла вердикт: «Этот ребенок никогда не будет Васей». Потом она часто объясняла и растолковывала всем, что имела в виду не конкретное имя, а характер и судьбу ребенка, но поздняк было что-то объяснять, имя было произнесено, и меня с тех пор звали только Василием. Сокращенное «Вася» со мной и на самом деле не монтировалось. Мама позволяла себе вольности в виде «Василек» и «Васенька», бабушка, когда журила и хотела призвать меня к порядку, грозным тоном называла Васисуалием. Но было это крайне редко. Мама и бабушка были единственными, кому я позволял вольности с моим именем.

– Серьезный вы человек, – оценила Ася младенческий характер Ярославцева.

– Да нет, просто так само собой получалось, так сложилось.

– И в школе?