Руки моей не отпускай

Морозец стоял приличный, градусов двадцать, хотя буквально недавно почти с неделю держалась настоящая оттепель и, по капризу природы, потеплело до плюсовых температур, не зря собрались здесь ученые со всего света, стараясь выработать планы по спасению природных ресурсов планеты.

Ася, раскрасневшаяся на морозце, произносила текст и медленно передвигалась с тем расчетом, чтобы сопровождавшая ее камера, смещаясь, могла захватить как можно большую картинку на заднем фоне.

Василий смотрел на девушку и в который раз восхищался: она обладает каким-то потрясающим врожденным даром – этот ее необыкновенный голос, вкусный, как он для себя его определил. Как она умела им работать, передавая оттенки эмоций, создавая атмосферу реального присутствия, сопереживания, словно открыто транслировала зрителям все свои чувства, без остатка, делясь с ними глубоко личными переживаниями.

Потрясающе!

Каждый раз, когда он смотрел и пересматривал ее репортажи, он поражался этому ее необыкновенному дарованию.

Ася закончила произносить текст на высокой, проникновенной ноте, посмотрев вдаль, на красоту Байкала, и, как бы проследив за ее взглядом, Игорь сместил камеру, постепенно «уходя» от фигуры Аси и продолжая медленно снимать панораму.

И вдруг, рявкнув мотором, метрах в семидесяти слева от их группы из-за высокого скалистого мыса, как бы отгораживающего небольшую живописную бухту, в которой они и работали, выскочил на лед тяжелый черный «крузак».

Игорь, не дрогнув ни мускулом, продолжал «проход» панорамы, в которую пока не попал лихой джигит на джипе, но напрягся всем телом так, что заходили желваки на скулах, разозлившись всерьез.

Ну, еще бы! Такой материал получился шикарный, свет поймали просто как по заказу: на низком солнце, с удлиненными тенями, с добавляющими атмосферу загадочности великолепными золотыми лучами, все четко, графично прорисовано, ведь ждали именно этого момента, чтобы начать съемку. А тут какой-то придурок может испортить такой кадр!

Все, даже водитель Антон Евгеньевич, что пошел вместе с группой на лед посмотреть, как они снимают эти самые репортажи, прониклись переживаниями Игоря, напряглись, но вынуждены были держать свои возмущения при себе – потому как продолжал работать микрофон на камере, так называемая «пушка».

А «крузак», как назло, начал выписывать восьмерки и круги на льду, словно перед кем-то выпендривался. Нет, понятное дело, тут такой потрясающей красоты пейзаж, что голову сносит, особенно если водитель в неадекватном состоянии, а может, просто туристы приехали посмотреть и от полноты чувств закладывают кренделя, но вообще-то это не есть хорошо и, может быть…

Не успел Ярославцев додумать свою мысль про опасность, как внезапно раздался очень странный звук, словно кто-то громко и резко порвал огромный лист бумаги, и в следующую секунду автомобиль вдруг резко «клюнул» передком вниз.

В первое мгновение еще никто не успел осознать, что происходит, а Игорь уже перевел свою камеру на джип и снимал, а вот в следующую секунду заорала режиссер Юля.

– А-а-а! – звонко и перепуганно-истошно верещала она, и вместе с ее криком сорвался с места Ярославцев, а за ним, отстав на пару шагов, водитель Антон Евгеньевич и техник группы Олег, а за ними Игорь, не останавливавший съемку.

Они неслись к машине, которая, еще раз дернувшись всем своим могучим корпусом, ухнула под воду до половины кабины.

– Звони 112! – кричала где-то за спиной Ася, бежавшая следом за мужиками, видимо, Юле, переставшей бедово орать.

– …! – коротко, но емко нецензурно ругался на бегу Антон Евгеньевич. – Козел, придурок недоделанный! Ах, ты ж, … твою дивизию!

Они очень быстро бежали, но не успели совсем чуть-чуть – что-то издало утробное ухание – не то лед или вода, не то машина, жаловавшаяся на свою погибель, и под ее задними колесами обломилась кромка льда, державшая ее до сих пор наверху, и джип, дернувшись всем своим могучим телом, резко пошел под воду.

Ярославцев, подбежав к краю огромной образовавшейся полыньи, еще на бегу начал торопливо сдирать с себя верхнюю одежду. Подбежавший к нему через мгновение Антон Евгеньевич, удивительно шустрый для плотного мужичка лет за пятьдесят, завернул очередное матерное коленце и принялся раздеваться следом за ним.

– Куда?! – яростно заорала на Василия Ася, подбегая и хватая его за руку. – С ума сошел?! Ты только что после тяжелой пневмонии! Нельзя!

– Асенька, – улыбнулся он успокаивающе, взял ее за руку, мертвой хваткой вцепившуюся в рукав его свитера, и сказал очень просто, как самую обычную вещь: – Там люди.

– Ты не выплывешь, понимаешь?! – кричала она, еле сдерживая злые, отчаянные слезы. – У тебя ослаблены легкие, они еще не восстановились, вода ледяная, ты просто схватишь спазм легких, и все!

– Все будет хорошо, – уверил он железно, отдирая ее пальцы от своей руки и резко наклоняясь, чтобы снять ботинки.

– Что будет хорошо?! – возмущенно кричала она и не могла остановиться: – Тебе нельзя в ледяную воду, нельзя! У тебя что, Ярославцев хобби такое дурное людей из проруби доставать?!