Руки Орлака

Она по-прежнему держала в руках конверт, предназначенный военврачу и все еще не запечатанный. Несколько мгновений она колебалась, вытащила одну из пяти банкнот, немного помедлила, затем вернула банкноту в конверт, запечатала его и произнесла с вызовом:

– Мы еще посмотрим!.. А пока же – будем шиковать!..

Вскоре она уже была готова к выходу; в руке – небольшой саквояж.

Стояла унылая, сырая погода, на улицах было грязно. Закажет ли она по телефону такси?

Она посмотрела на прекрасное убранство, рояль, конверт и, покинув дом, пошла пешком.

Розина никогда не посещала Орлака-отца одна. Она сопровождала туда Стефена; этим и ограничивались ее отношения с отцом мужа. На сей раз, еще больше, чем обычно, она заранее страшилась этого ворчливого фанатичного старика.

Бывший нотариус жил совсем рядом, на улице Асса, в маленьком особнячке, зажатом между двумя большими доходными домами. На третьем этаже этого здания с разрешения хозяина проживал «шевалье» де Крошан.

Господин де Крошан, шевалье в шутку и художник всерьез, – его неразлучный друг. Розина все еще и не разобралась толком, так ли страстно этот джентльмен увлечен спиритизмом, как и нотариус: как-никак очень даже в интересах человека небогатого потворствовать мании друга! Вот так эти старые товарищи и жили в полном согласии: один – с улыбкой принимая тиранию другого, «два спирита», как их называли в квартале.

И Розина под зонтом семенила к ним мелкими шажками – чудесная походка истинной парижанки! – элегантная, ритмичная и легкая.

Звонок на решетке ограды прозвучал совсем старомодно.

Ставни первого этажа были закрыты. На третьем – студия господина де Крошана подставляла под дождь свой широкий оконный проем.

Дверь открыли. Скорее, даже приоткрыли. Это был Крепен, камердинер.

Шестидесятилетний старик с изрытым оспинами лицом, походившим на поле боя, увиденное с самолета. Мсье де Крошан, любитель пошутить, утверждал, что Крепен – творение бога-пуантилиста[11], и неизменно относился к нему с уважением, не столько из-за такого артистического происхождения, сколько в силу наличия достаточного количества добродетелей.

И напротив, он совершенно не выносил мадам Крепен, Эрманс, чье бледное лицо возникло позади физиономии ее супруга. Этой вечно нужно было сунуть всюду свой нос! Ничто в доме не происходило без ее участия! Но видели бы вы ее лицо!.. И каким только учеником Создателя оно вылеплено? Ни формы, ни цвета: неловкая, словно покрытая штукатуркой заготовка, безликость, глядя на которую ты готов поверить, что вдруг стал близоруким или дальнозорким и теперь видишь все словно в тумане.

В нескольких словах Розина рассказала о своем горе – все еще стоя на ступенях, под дождем, ибо пара слуг загораживала проход.

У Крепена от изумления отпала челюсть. Но Эрманс пробормотала не слишком разборчиво:

– Мьсе ище не показвался, маам Стефен. Горе-то, какое горе, это уш да! Но дел в том, што у него сьянс, прям сёння утром! Необычный сьянс, маам Стефен! Видите, жальзи гостиной закрыты? Видать, уже началося. Там у нас три медьюма.

В этот день оккультизм, над которым Розина обычно смеялась, вдруг показался ей страшным и действительно таинственным. Впрочем, еще больше ее переполняло возмущение.

– Но как-никак это же его сын! – воскликнула она.

– Тише! Тише! – прошипела Эрманс. – Не над’ так шметь – так мошна и все сорвать!

– Его сын! – повторила молодая женщина, сбавляя тон.

Эрманс подняла к небу бесцветные зрачки:

– Вы и сами знатьте, маам Стефен: у мьсе нет сына, котор’ был бы ему дорог! Есть тока спирьтисм!

Увы! Розина действительно прекрасно знала, что для Орлака-отца столоверчение представляет больший интерес, чем Стефен! Но она не могла подавить чувство ненависти к этой отвратительной женщине, которая всегда науськивала отца против сына и не делала ни малейшей попытки убедить старика проявить щедрость, помочь сыну деньгами или составить завещание.

Домработница уже встала перед Крепеном. Были видны ее руки, больше похожие на мужские ноги; и теперь она беспрестанно водила этими ручищами себе по ляжкам, словно боялась не обнаружить их на прежнем месте.

Крепен робко произнес, бросив на мегеру совещательный взгляд:

– Ты же знаешь, мсье де Крошан еще не спускался… Мадам Стефен могла бы подняться к нему…

– Скор’ встанет! Проста запаздывает! – возликовала Эрманс. – Желайте падняцца наверх, маам Стефен?.. Заодно скажете ему, штоб поспешил!.. Што ищё там делать, наверху-то?

Розина вознамерилась войти. Но Эрманс уже заметила грязь на ее ботинках и, преградив дородным телом вход, сказала:

– Пройдите по колидору! Так мьсе вас не услышит!

«Колидор» – это длинный и темный проход из соседнего дома. Этот дом тоже принадлежал Орлаку-отцу, и, чтобы у шевалье де Крошана был отдельный вход, он распорядился проделать там дверь. Оттуда лестница вела уже напрямую к третьему этажу особняка.

– Хорошо! – ответила Розина.