Они были в комнате Софи, Гадес вызвался помочь с обустройством. Не то чтобы Софи так уж была нужна помощь, но они оба поспешили сбежать с кухни, где Сет спорил с Амоном, а последний стоял на своем с упрямством, достойным лучшего применения: хотел провести казнь Фенрира. Нефтида убежала по делам галереи, а Анубис вроде еще не встал – Гадес решил, он просто ждет удобного момента, чтобы тихо выпроводить очередную девушку.
Комната Софи была очень аккуратной. Гадес не мог отделаться от сравнения с комнатой в Подземном мире. Большая, вместительная… но там она была спальней для них обоих.
Забравшись на стул, Гадес зацепил гирлянду за окно. Держалось так себе, и он взял протянутый Софи скотч.
– Некоторые люди живут так, будто бессмертны, – сказала Софи. – Не думают о завтрашнем дне. Погрязают в рутине. Другие, наоборот, живут сегодняшним, хотят все успеть.
– Не слишком отличаются от нас.
– Боги похожи на людей.
– Теперь еще и умирают.
Гадес успел пожалеть, что спросил. Ему совсем не хотелось думать о мертвых богах – хотя приближение казни Фенрира располагало. Еще этот разговор с Зевсом… тот не стал отрицать, что зелья действительно мало, а яд изнуряет. Он именно такое слово и подобрал – «изнуряет». И Гадес не знал, что его больше напрягает, сам факт отравления или то, что даже Зевс не стал отпираться. Может, его тоже куда больше волновала казнь, чем все остальное.
– А ваши тела умирают? – спросила Софи.
Гадес старательно клеил скотч.
– Мы хорошо регенерируем. Случаются, конечно, такие повреждения, когда физическое тело умирает. Но никаких необратимых процессов не начинается, божественная сущность возвращается, сердце бьется. Это неприятно, но не ужасно. Не знаю, как перелом у людей. Больно, но не навсегда.
– Можно сломать шею.
– Знаю. Сет однажды упал так с лошади. Очень давно. Скорость он всегда любил.
– И быстро возродился?
– На следующий день.
Кусок скотча оказался большим, приклеился к пальцам, и Гадес с раздражением скатал его и отдал Софи. Она осторожно спросила:
– Со стороны это не воспринимается как перелом?
– Каждый раз страшно, вдруг что-то пойдет не так.
Гадес отлично помнил ту ночь. Он убил лошадь, хотя она ни в чем не была виновата. До утра оставался рядом с мертвым телом друга. Пока не вернулось сердцебиение и дыхание, а Сет не открыл глаза, жалуясь, что шея болит.
– Твое тело тоже умирало, Аид?
– Да. Много раз.
А вот этих ночей он уже не помнил. Не всегда рядом бывал Сет, но когда бывал, то неизменно встречал его хмурым выражением лица и фразой «Нельзя ли быть аккуратнее?».
Софи подала еще кусочек скотча:
– А если тело превратилось в кашу?
– Дольше регенерирует, дольше возвращается. Если совсем никак, боги могут создавать новые тела. Это очень долго, сложно, но тут я не знаю деталей. Не сталкивался сам.
– И можно поменять внешность?
– Некоторые так и делают. Большинство – нет.
– А я перерождаюсь в новых телах?
– Они все похожи. Фигурой, чертами лица. И ты всегда рыженькая.
Софи не ответила, а Гадес прикинул, что еще один участок прикрепить, и будет нормально.
– А как люди воспринимают чудесные воскрешения? – спросила Софи.
– Стараемся не показывать. Не так давно Сету позвонили из больницы. Анубис ввязался в какую-то потасовку, схлопотал огнестрел и истек кровью. Сет был записан в телефоне, в больнице решили, он его отец, и позвонили. Когда мы приехали на место, Сет отчаянно ругался. Врачи решили, это шок, но он просто хотел скорее забрать тело из морга. Не очень приятно вернуться в холод и металл.
Гадес слышал истории о том, как богов хоронили. Такое происходило редко, да и сил у них было достаточно, чтобы выбраться, но истории пересказывались, как страшилки. Однажды Танатос рассказал, как в Европе во время чумы его случайно приняли за мародера и убили. Он пришел в себя в яме, полной разлагающихся трупов, – то еще удовольствие.
– Вы достали? – спросила Софи. – Анубиса.
– О да. Как-нибудь расскажу тебе прекрасную историю о воровстве трупа из городского морга. Когда Анубис пришел в себя, Сет отправил его в Дуат. Он там и пробыл до приема Зевса.
– Внешне они кажутся скорее братьями.
– Дети богов не совсем то же самое, что дети людей. Наш возраст внешне зачастую невозможно определить, если мы сами не хотим проявлений. Дети, внуки, родители – это условности. Все привязано к божественным сущностям, а не к телам. У Зевса вот целый выводок, но никто не зовет его папой.
Спустившись на пол, Гадес с удовлетворением осмотрел повешенную гирлянду. Выглядело неплохо. Щелкнул переключатель, и звезды засияли мягким желтым светом.
– Спасибо, – Софи смотрела на них. – Когда я была поменьше, то загадывала, кем стану, когда вырасту.
Она замолчала, а Гадес почти не слушал ее слов, наблюдая за мягким светом на ее лице. Занавески на окнах были приспущены, так что в комнате царил полумрак.
– Я хочу пойти работать, – неожиданно сказала Софи.
– Что? Работать?
– Я не хочу жить за чей-то счет.