Но внезапно Софи показалось, что в чашке вовсе не чай с лепестками, а тьма, расцвеченная фиолетовыми искрами. И Софи ощущала силу Гадеса, сейчас не сминающую все на своем пути, а мягкую, обволакивающую и как будто подталкивающую.
Поднявшись на ноги, Софи повернулась к Церберу и негромко сказала:
– Сидеть.
И в одном слове сплелись тьма, величие и бездна, полная костей и цветов.
Цербер покорно сел.
– Сеф…
Она обернулась на Гадеса, но он уже стоял рядом, одним плавным движением поднявшись с кресла и оказавшись рядом. От него веяло смертью, и только Софи знала, что она не всегда бывает мрачной.
Руки Гадеса легли на плечи Софи, и она на миг подумала, что у Гадеса с братом точно есть что-то общее – кожу закололо, как будто по ней пустили электричество. Только молнии Гадеса полны тьмы и аромата ночных цветов.
Но даже в этот момент Гадес медлил. Если бы Софи попросила, он бы прекратил. Если бы она не захотела, он бы понял.
Но она хотела. Этой тьмы, этой ночи, его самого.
Аида.
Его руки спустились, обхватили ее за талию, рывком посадили на стол – кажется, Софи краем уха услышала, как чашка со звоном свалилась на пол. Но думала она вовсе не о разлитом чае.
Руки Гадеса оставались на ее талии, он наклонился, и его губы коснулись губ Софи.
Он не был молнией. Мелькнула мысль, что теперь понятно, почему они нашли с Сетом общий язык: Гадес тоже буря. Но та, что таится до поры до времени, пока в один момент не выпускает всю силу, энергию и мрачную мощь.
Буря Гадеса стирала границы, делала их с Софи едиными, заставляла все ее существо откликаться. Она хотела ответить тем же, но ее прикосновения оставались человеческими.
Его прикосновения обещали покой и забвение. Войну и вечное движение. Смерть одной из первых возникла в мире и последней его покинет, только когда погаснут звезды в этой Галактике, а Земля превратится в пыль.
Его прикосновения обещали смерть – и одновременно вечную жизнь.
Он ощущался бархатом и шелком, запахом ночных цветов и шелестом костей, рассыпающихся в прах.
Она не боялась.
И не сразу поняла, почему Гадес отстранился. Софи еще несколько мгновений не могла понять, почему он прекратил, отчего она больше не чувствует его рук или губ. Только когда Гадес отошел в сторону, Софи на нетвердых ногах спустилась на пол. Она слышала, как в дверь оглушительно звонят, и думала, что Зевс вернулся чертовски рано.
На полу валялась разбитая чашка, Софи смотрела на разлитый чай, а потом перевела взгляд на Гадеса. Он стоял, немного ошалелый, улыбающийся уголками губ и сейчас совсем не похожий на грозного бога.
Но когда Гадес перевел взгляд на дверь, его лицо не сразу, но изменилось.
Там действительно стоял Зевс, который то ли действительно не замечал, что пришел не вовремя, то ли убедительно делал вид.
– Я привел к вам гостя. Гадес, она очень хотела поговорить о мертвецах.
Девушка, стоящая рядом, была невысокой и, казалось, очень бледной. Кожаные штаны и простая черная водолазка. Хотя внимание приковывали прежде всего ее волосы: очень длинные – до середины бедра, не меньше – абсолютно белые, часть заплетена в косы с вплетенными колокольчиками и косточками.
– Хель? – выдохнул Гадес с удивлением.
Она улыбнулась: не так, как Зевс, будто постоянно находящийся под прицелом фотокамеры, а очень искренне. Она подошла к Гадесу и обняла его, бесцеремонно чмокнув в щеку. Софи показалось, она уловила запах погребальных костров и крови.
– Здравствуй, Гадес, дорогой.
12