Руки прочь от магии! (СИ)

Я наблюдал, как у Хэла гаснут глаза. Его плечи опустились, но он упрямо смотрел на девушку, как бы говоря: «Перестань притворяться. Признай, что это ты. Я же знаю». Но она не признала.

Эйты вокруг нас негромко гудели, с любопытством наблюдая за этой сценой. Напрасно музыканты продолжали что-то пиликать — до них уже никому не было дела.

Танцовщица стояла перед нами, смущенно теребя ленточку. Хэл покусывал губу, часто дышал и пытался придумать еще что-нибудь, чтобы заговорить с девушкой.

Аврора тактично кашлянула.

— Мы можем продолжить нашу прогулку? Т23, вы уверены, что уже встречались с этой девушкой?

— Да нет, конечно! — вдруг громко, с досадой рявкнул он и отвернулся. — Где я мог видеть ее раньше? Просто обознался.

Это было логично, но поверить в это мы не могли. Аврора извинилась перед танцовщицей и поспешила увести нас отсюда. Хэл все равно украдкой оглядывался назад, даже после того, как девушка ушла.

Мы молчали, и это было неправильно. Я имею в виду, если все видят, что происходит нечто странное, то почему мы должны делать вид, будто ничего нет? Почему я должен закрывать глаза, если я хочу узнать, что будет дальше? А тут даже Джем как воды в рот набрала. Ну, я и не выдержал.

— Это было действительно странно, чувак! Ты так смотрел на нее — я еще никогда не видел, чтобы ты на кого-нибудь так смотрел! С какой девушкой ты ее перепутал?

У Хэла, который шел впереди, сдали нервы. Он остановился, резко повернулся ко мне и сжал руки в кулаки.

— Это не твое дело! — со злостью воскликнул он.

У него вспыхнули зеленым цветом глаза, как у кота. И что-то невидимое, но очень сильное ударило меня в грудь, отбросив назад.

Я упал, ободрав спину. Грудь горела, и я хлопал по ней руками, думая, что в самом деле объят пламенем. Легкие сжались, и я забыл, как дышать.

Кто-то кричал, кто-то ругался. Я все пытался вдохнуть воздуха, подняться, но почти не чувствовал своего тела. Грудь давила тяжестью, как будто легкие наполнили глиной. Проклятые акульи зубы намертво прикусили губу, и по подбородку текли не то слюни, не то кровь.

Передо мной мелькнули розовые волосы Джем, фиолетовые крылья Авроры, а потом все куда-то пропало.

========== Номер Л5. Кайл ==========

Скобы мешают и без перерыва напоминают о себе. Я снова и снова провожу по тонким перегородкам языком, пытаясь представить, что это теперь часть моего тела.

— У меня от них рот болит, — жалуюсь я, но взгляд матери заставляет меня замолчать.

Дантист снимает с лица маску, с улыбкой оглядывает меня и подводит итог:

— Лучшая модель! Только для избранных! Всего год использования, и вы не узнаете себя!

Мне становится уж совсем неловко, и я ерзаю в стоматологическом кресле. Я бы предпочел еще узнавать самого себя, иначе во что еще остается верить?

— У него будет нормальная, человеческая челюсть? — с надеждой спрашивает мать, стоя неподалеку.

За ее спиной плакаты о том, как правильно чистить зубы.

Брови доктора встают «домиком». Он понижает голос, наверное, думая, что так я его не услышу.

— Разумеется нет, мэм. Это побочная внешность. Ее не исправить.

Я так и думал. Ну и ладно, ничего страшного. Но матушка дает волю своим эмоциям:

— Но вы же говорили!.. Но вы же обещали!.. Но это же последняя модель!.. — запричитала она, заламывая руки.

Ее рот изгибается в опрокинутую букву D. За ней дети на плакате смеются и скалят свои крошечные, круглые зубки.

Дантист приподнимает руки, защищаясь.

— Мэм, боюсь, здесь даже хирургическое вмешательство не поможет! Да и зачем? Мальчик здоров, нет проблем с дыханием, приемом пищи и произношением. Вам не о чем волноваться!

Но матушка дрожит, прижимая руку к своему идеально-правильному рту. Мне тоже становится немного грустно при взгляде на нее. Меня самого мои зубы не волнуют так, как ее. Ну да, они немного не такие, как у остальных людей, и что? Мне они действительно никак не мешали. Вот Уолту его руки еще как мешали, но тут точно никакие скобы не помогут.

Мы прощаемся с дантистом и выходим из больницы. На улице тепло и сухо, несмотря на позднюю осень. Светит солнце, высыхают лужи, и мне становится жарко в толстой куртке, шапке, перчатках и всем прочем. Но мама говорит «Натяни шарф повыше», и приходиться слушаться.

Я снова и снова провожу языком по брекетам, представляя, что теперь они — часть меня. Только бы мне разрешили их снять перед тем, как я впервые пойду в школу.

Моя голова превратилась в подушку. Старую, тяжелую подушку, набитую гусиным пером. Я пытался приподнять ее, но был не в силах даже открыть глаза. Все тело казалось одним сплошным куском чего-то неподъемного и большого, что я ни в состоянии сдвинуть с места.

Мало-помалу я начинал распознавать звуки, которые пробивали путь к моим ушам через плотную подушку, в которой лежала моя голова. Я отчаянно вслушивался, но не мог понять слов.

— Пломбра врамзбустдилть кемго!

— Вхы дмуааделте?

— Нпрелсрыолмшнерненшно!