Записав Горюнова на ночные чтения, Алексей Яковлевич сходил на позицию, заставил народ подвигаться. На его языке это называлось «добавить в кровь адреналина». Заодно осмотрел места будущей вырубки кустарника, наказал готовить инвентарь и воротился. Походя заглянув в умывальник (дневальный продолжал умирать на кафеле), он взял у старшины подшивку «Советского воина» и полистывал ее, пока не зазвонил телефон.
– Вот ты знаешь, – размякнув, говорил он Пазухову, – сколько весит бронежилет?
– Сколько? – спрашивал наивно Пазухов, давно знавший ответ, ибо вопрос задавался не впервые.
– Двенадцать килограммов! – торжествуя, подносил Алексей Яковлевич. – Ты понимаешь, Пазухов, какая тяжесть на солдате? А подсумок? Автомат? Фляга? А если раненого нести? Это как? Кто бы из наших выдержал, из дивизиона?
– Никто, – подумав, говорил Пазухов.
– Правильно! Никто. Может, ты один. А знаешь, сколько американский морской пехотинец на себе тащит?
– Нет, – отвечал Пазухов.
– Пятьдесят килограммов он на себе тащит без учета оружия!
– Да, здесь и я бы не выдержал, – признавался Пазухов.
– Не выдержал бы, верно. А они выдерживают. Случись что, как воевать станем?
Пазухов понурился. Он знал, что здесь нужно понуриться.
– Да, никто не понимает, – пожимал плечами Алексей Яковлевич. – Не хотят понимать!
– Нет, не хотят,– кивал Пазухов.
– Ты вот понимаешь да я, – продолжал Алексей Яковлевич. – А кто, кроме нас двоих? Никто. Вместо того, чтобы силу качать, спать лезут, как бродяги, кто куда. Кросс бежать – «н
Пазухов сильнее кивал.
– Вот навалят на меня командование всей группой, – рассуждал Алексей Яковлевич, – на КП стану сутками сидеть. Кто с моими останется? Михайлов? Специалист он золотой, лучше на «Маяке» нет, но вот человек… Не может взять и заставить! Всё по-хорошему хочет, через убеждение. Ему б замполитом быть. Оборзеют бойцы за сорок дней, жить начнут хорошо. А если солдат живет хорошо, – Алексей Яковлевич понизил голос, – то он уже не солдат!
– Оно, конечно, так, – соглашался Пазухов, помня о первой партии. – Тут вы правы.
– Да! Видишь, я всё знаю…
В этот момент и раздался звонок.
– Товарищ гвардии подполковник, – подкатился дневальный, – вас. Подполковник Арсеньев.
Арсеньев, начальник штаба группы, по пустякам не звонил.
– Слушает подполковник Санько!
– Яклич, – раздался сконфуженный бас Арсеньева, – насчет того самого…
– Приказа?
– Да. Первый только что подписал. Он со следующего понедельника уходит, а вместо себя Антонова назначил. Слышишь меня?
– Слышу, – еле ответил Алексей Яковлевич.
Антонов был на семь лет моложе, и вторую звезду на погон получил всего пару недель назад. Был он у Первого замом по вооружению.
– Понимаешь, да? Яклич?
– Понимаю.
– Не знаю, почему, – рокотал Арсеньев. – Тут и впрямь тебя намечали.
– Да-да-да…
– Ну, бывай. Привет супруге.
– Бывай…
Всё было испорчено. Конечно, Алексей Яковлевич был неискренен, говоря, что дивизион бросать жалко – хотя бы и на неполные полтора месяца. Командовать группой из четырех таких дивизионов, каждое утро прилетать на КП на известном каждому солдату «уазике» (втихомолку его звали «черный ворон»), по прямому проводу сноситься с комбригом… Эх! Да, всё полетело вверх ногами.
«Антонов! Давно ли из училища вылупился? – с ненавистью думал Алексей Яковлевич. – И уже, уже за Первого остается. Ну, люди устраиваются! Ни стыда, ни…»
– Товарищ гвардии подполковник, автобус уже на КПП стоит. Вы домой обедать поедете? – деликатно вмешался Пазухов.
– Да! Передашь комбату второй – пусть за личным составом присмотрит. Всё равно он у себя неисправность устраняет.
– Есть! – Пазухов козырнул.
«Сделаю ему первую партию», – решил, выбегая, Алексей Яковлевич.
Когда расселись в автобусе, и старший машины уже расписывался в книге, Санько вдруг сорвался со своего кондукторского места.
– Товарищ командир, отъезжаем! – крикнул Михайлов.
– Минутку обождите!
Влетев на КПП, Алексей Яковлевич цапнул телефонную трубку.
– «Маяк», дай мне казарму седьмого!.. Дневальный, старшину!.. Пазухов, ты? Слушай меня: наряд в четыре часа сменишь, заступят снова. Проследи, чтобы готовились. Да, и Киселёва тоже сменишь, – и, вспомнив, как светился Киселёв, когда он, командир, уходил, добавил. – Я его научу людьми руководить!