Руки (СИ)

«Главное, чтобы Итачи крепко заперся, — мысленно отметил Орочимару. — А то ведь может и возмутиться на такое обращение».

Вдох, выдох… решиться, отпустить себя. Развязать пояс — Учиха имел обыкновение спать либо в форме, либо совсем голым, — стянуть рубашку. Крепко укусить за плечо, будто мстя Саске за потерянное самообладание, а следом — втянуть нежную кожу, снова чуть прикусывая. Стянуть штаны, вжать крепко в кровать своим телом. Укус, ещё укус, удержать руки за запястья, сжимая чуть ли не до синяков.

Смазка, войти — быстро, резко, пользуясь возможностями уже натренированного тела. Укусить за загривок, с рычанием, наслаждаясь охом. Вбивать в матрац — не с гневом или желанием обладать, в стремлении поглотить, слиться… Насладиться.

А Учиха наслаждался тоже. Он и сам по себе не мог пожаловаться на холодность темперамента, а теперь, когда накатывали ещё и отголоски желания Орочимару, которые назвать слабыми было нельзя… Окончательно занырнуть в водоворот эмоций мешало только одно.

— Ка-абуто… Свяжешь?

— Т-тебя?

— Ну не сенсея же, — Саске выразительно кивнул на ленту.

Кабуто лихорадочно облизнул губы и взял ленту. Орочимару рывком приподнял Учиху, чтобы было удобнее. Чёрный шёлк охотно ложился на кожу, сматывая руки вместе, прижимая их к груди, фиксируя их в беспомощном жесте. Связав руки, Кабуто поцеловал его нежно, почти целомудренно, прохладными влажными губами, что резало по контрасту с пылающим Змеем. Осторожные, нежные ласки по груди, животу, и лента переходит к ногам, фиксируя их в согнутом положении.

— Связать и выебать… — сквозь толчки проговорил Орочимару. — Какая хорошая идея.

Кабуто скромно на него посмотрел и насадился ртом на стоящий, красный, сочащийся смазкой член. Учиха застонал в голос, запрокидывая голову, вздрагивая, резко втянул воздух. Продолжать и дальше провоцировать? Какое там. Тут бы… дышать… не забыть… Почти беспомощный, без толковой точки опоры, держащийся на весу… Толчки, заставляющие приподниматься и толкаться в разгорячённый, нежный рот.

А бока царапали ногти, то ли отрезвляя, то ли ещё больше запутывая ощущения. Прикушенное ухо — Орочимару вообще не был способен держать свой рот на замке — и жажда. Огромная, горячая, всепоглощающая.

Похоть. Сплетение эмоций и физических ощущений. Безумно хотелось кончить — и насладиться каждым мгновением ритма толчков. Перехватить инициативу — и подчиниться чужой воле. Наслаждаться чувством наполненности и ощущением того, как тебя жаждут.

И ленты — кто бы мог подумать, что всего лишь полоски шелка могут настолько обострить все ощущения? Саске даже не пытался контролировать свои реакции, позволяя глазам закатываться, стонам — рваться с губ, а телу — трепетать и наслаждаться.

И вот это Орочимару пытался удержать в себе?!

========== Взаимодействия ==========

Два часа… Искусанные, наглаженные, затраханные, они лежали. Кабуто украдкой любовался расслабленным лицом Орочимару-самы… ну, точнее, жутковатого гибрида Итачи и Орочимару — тело Учихи оказалось очень устойчиво к трансформации и, несмотря на прошедшее время, всё ещё сопротивлялось. Самое забавное было с глазами — казалось бы, шаринганы должны были быть самыми устойчивыми к изменениям, но они охотно приняли вытянутый зрачок, а цвет глаз вообще менялся в зависимости от времени суток.

Но всё же… Расслабленный, ластящийся Орочимару-сама… Орочимару-сама, которого можно гладить… которого можно даже покусать… Которого можно расчесать и которому можно даже заплести косичку… Непередаваемо!

А ещё вот так погладить… размять спинку — бледную, изящную, аристократичную, — окончательно расслабляя и приводя в состояние желе.

— Аккуратнее, а то разбудишь, — хмыкнул лежащий рядом Саске.

— М? — Кабуто перевёл взгляд на него.

Если бы кто-то увидел Учиху сейчас, но не зная предыстории, то подумал бы, что тот вышел из тяжёлого боя со множеством потерь. Синяки, следы лент на нежной коже, ссадины от трения об ткань, распухшие обкусанные губы, сведённые судорогой мышцы.

Да уж, в таком состоянии продолжения точно не захочется.

Кабуто осторожно взял его за руку, бережно разминая бледные пальчики. Усилие, которое требовалось, чтобы не вырываться, создало заметное напряжение в области запястья. Да и вообще… Якуши прижался губами к ладони. Насколько Орочимару нравилось кусаться и ставить засосы, настолько Кабуто нравилось лечить. Можно прямо в процессе, а можно после. Смотреть, как исчерченная кожа снова становится девственно чистой… разминать сведённые удовольствием мышцы… простыми, медленными движения превращая шиноби в мягкую глину…

Наступала вторая фаза, в которой властвовал Кабуто.

Кабуто, который принесёт воды, чтобы смочить пересохшее горло. Кабуто, который расчешет волосы и соберёт их в крепкую косу, чтобы они не мешались и не торчали вороньим гнездом. Кабуто, который подсунет подушечку, нежно погладит, укутает, когда надо, окружит заботой… Заботой, которая как глоток свежего воздуха после приступа страсти.

И даже почти не жалко меток, которыми можно было бы как бы невзначай хвастаться — когда их ТАК убирают.