Руки загребущие

Заручившись Мишкиным полнейшим согласием на сотрудничество, я сообщила, что сегодня вечером передам с кем-нибудь пакет. Он разочарованно присвистнул, но мои клятвенные заверения в том, что за готовыми фотографиями я заеду сама, немного убедили его в искренней моей дружбе.

— Тань, ты уже сто лет у меня не была. Учти, если до Нового года не появишься — обижусь окончательно, — констатировал он самым трагическим голосом, на который был способен.

Я рассмеялась и отключила связь.

Уладив эту проблему, я приступила к осуществлению нового грандиозного замысла. Отыскав в телефонном справочнике номера выставочных залов Тарасова, я обзвонила их все. Через несколько минут в моем распоряжении был целый список галерей, где собирались самые известные художники и критики нашего города. Из поля моего зрения не ускользнули также кафе и забегаловки, в коих любила бывать местная богема.

Я прекрасно понимала, что не все люди искусства погружены в жизнь чисто духовную — не секрет, что некоторые из них иногда «балуются» травкой. «Вполне возможно, что среди знакомых самого Филиппа Туманова, кроме Бориса и ему подобных истинных художников, полно всякого сброда, — резонно рассудила я. — Но у них есть уши и языки, а у меня — деньги».

Конечно, приняв решение «идти в народ», то есть, точнее, — «в богему», я рисковала. В этой среде можно было запросто «засыпаться», потому что в проницательности художникам не откажешь, даже если они — самые заядлые алкоголики. Кстати, как раз они — вот парадокс! — по мнению многих своих собратьев по цеху, и являются наиболее талантливыми.

* * *

Довольно короткий по времени рейд по городским кабакам дал мне больше, чем иногда дает неделя расследования, проводимая милицейскими чинами. К счастью для меня, простым гражданам женского пола, к тому же — приятной наружности, тарасовцы доверяют гораздо больше, чем ментам, поэтому в информаторах у меня недостатка не оказалось.

Представляясь почитательницей таланта Филиппа Туманова или Бориса Корнеева (в зависимости от обстоятельств), я не просто вышибала слезные монологи из своих собеседников, но и получила довольно обширную информацию об интересующих меня лицах. Например, я узнала, что Борис — «яркая звезда на небо-склоне нашего художественного искусства», как выразился интеллигентного вида мужичок с эспаньолкой и в берете а-ля Рембрандт.

Когда я увидела этого мужичка, мне на ум как-то сразу пришла мысль о старом бургундском вине, которое в этом кабаке, естественно, не продавали. Но мой «Рембрандт», ничуть не смущаясь, отхлебывал по полкружки пива за раз и закусывал вяленой воблой. Я сразу поняла, что внешний антураж никак не соответствует внутреннему содержанию этого представителя богемы. Честно говоря, по некоторой фривольности в поведении он скорее Петрова-Водкина напоминал. Это умозаключение я сделала, основываясь на недавно прочитанных в купленных книжках чьих-то воспоминаниях.

«Рембрандт», представившись Збышеком-без-фамилии, в очередной раз подтвердил, что Филипп никогда не участвовал в дружеских попойках после выставок и презентаций, хотя относился к ним достаточно лояльно.

— Молодец был, — икнул мой собеседник, — никогда не курил, не пил, но никому не запрещал. Не пойму, чего он перестал писать… Его же самым талантливым признавали, он даже в Англии учился. И вдруг поссорился с Борисом, ушел куда-то в театр расписывать пыльный картон! Нет, мне этого не понять.

Збышек-без-фамилии с пафосом закончил свою речь, отхлебнул пива и, обнаружив во мне внимательного слушателя, принялся рассказывать про свою горькую судьбину. Потерпев его душеизлияния минуты две, я снова аккуратно вернула разговор в нужное русло.

— А Борис Корнеев, — напомнила я, — он сейчас где-нибудь выставляется?

— О, конечно! У него же собственный павильон есть, — оживился «Рембрандт». — Помнится, даже был разговор, что Борис уговаривает Филиппа вернуться к картинам. Но, видно, не судьба… — грустно закончил он, допивая пиво.

Разузнав координаты частного выставочного зала Корнеева, я немедленно туда отправилась, оставив моего собеседника наедине с философскими рассуждениями о смысле жизни и с кружкой пива.

— Я вас ждал, — бесстрастно сообщил мне Борис, как только я показалась на пороге его кабинета. — Даже странно было, что вы так поздно ко мне приехали.

— А чего же странного? — сделала я удивленное лицо.

Корнеев усмехнулся, но промолчал. Я заметила, что лицо его начало постепенно менять цвет: из мертвенно-бледного оно стало почти пунцовым, а потом наоборот.

«Явно нервничает», — отметила я, доставая сигарету. Мои пальцы действовали в обычном режиме, а руки Бориса так тряслись, что он даже не предложил мне зажигалку. Когда я вижу таких людей, меня захлестывает невольная жалость: и как только они умудряются вляпываться во всякие неприятности?

— И давно вы виделись с Филиппом Тумановым по секрету от жены и Алены? — приступила я сразу к делу.