Рукопашная с купидоном

Сегодня он был в бежевом, и Лайма неожиданно поняла, что соскучилась. Вон что получается! Выходит, они с ним уже сроднились, как муж и жена. И что бы там ни чувствовали на стороне, истинную нежность приберегают друг для друга. Поэтому, когда Болотов подошел и поцеловал ее в щечку. Лайма размякла и пробормотала:

— Как же я рада тебя видеть!

Болотов заметил, что тоже рад, повозил стулом, устраиваясь поудобнее, и с вызовам спросил:

— Ну и где же ты ночевала со своими иностранцами?

Глаза у него были вредными и подозрительными, и с Лаймы немедленно слетело благодушие.

— Сняла для них номер в гостинице. Николай Ефимович сумел найти деньги.

— Замечательно, — тон у Болотова был менторский. — А то придумали — таскать чужих людей по своим квартирам и дачам. Это нецивилизованно — раз, и неприятно — два.

— Я рада, что мне удалось избавить тебя от неприятностей, — сказала Лайма, которой уже расхотелось делиться с ним новостями.

Кроме того — чем делиться? Разве сразу сообразишь, что ему можно говорить, а что нельзя? И особо рассиживаться некогда — вот-вот явится Шаталов. Она посмотрела на часы и сказала:

— Жаль, что у тебя мало времени.

— Не настолько, чтобы не выпить чашку кофе.

Он поднял голову в поисках официанта. Бандерасы ходили между столиками и смотрели на посетителей жгучими глазами бандитов, направленных в кафе на исправительно-трудовые работы. Болотов картинно щелкнул пальцами и заказал «эспрессо». Лайма уже ела свой торт, начав с верхнего слоя крема. В уголке рта у нее застряла шоколадная крошка. Болотов, вывалив на нее все свое раздражение, тотчас оттаял. Взял салфетку и нежно стер крошку, перегнувшись через стол.

— Так что там насчет дня нашей свадьбы? — спросил он. — Я практически готов.

— Как это — практически? — искренне удивилась Лайма.

— Не придирайся к словам. Обычно мужчины говорят, что они не готовы жениться, я же у тебя такой особенный, что заявляю о полной и абсолютной готовности.

Физиономия у него сделалась умиротворенной. Как будто они сидели в собственном саду под вишней и ковыряли ложечками в креманках. Лайма поняла, что он всегда считал себя неотразимым. Ее счастливым билетом. А что? Это так и есть. Все женщины будут ей завидовать.

— Тебе не нравится кофе? — спросила она.

— Почему?

— Ты медленно пьешь. Прошло уже пятнадцать минут, а ты выпил всего половину чашки.

— Мы же не на скорость его пьем. И, кстати, не уходи от ответа.

— Хорошо, давай назначим свадьбу на конец августа.

Конец августа всегда был для нее как Новый год. Некий рубеж, когда заканчивались отпуска и начинался нормальный рабочий период. В конце августа они поженятся и с сентября заживут одной семьей.

— Но ты должна понять, Лайма, что, если мы сочетаемся браком, это уже навсегда, — предупредил жених. — Все изменится бесповоротно.

Лайма не успела прочувствовать, как это — все бесповоротно изменится, когда увидела за окном Корнеева. Он вышел из машины, подкрался поближе и теперь строил ей обезьяньи рожи. Тряс рукой с часами и показывал на них пальцем.

— Ну, — сказала она, хлопнув ладонями по столу. — Кажется, тебе пора. Мне тоже надо отправляться.

— Тебя подвезти?

— Нет, я с шофером. Николай Ефимович выделил мне личный транспорт. Приходится много ездить, смотреть помещения…

Тут Болотов обернулся и увидел Корнеева, который приплюснул нос к стеклу, сделавшись похожим на поросенка Хрюшу.

— Господи боже, что это?! — отшатнулся он.

— А! Это и есть мой шофер, — легкомысленно ответила Лайма. — Не может жить без руля. Очень переживает, когда приходится стоять в ожидании.

— Надеюсь, у него с нервной системой все в порядке? — пробормотал Болотов. Встал и сказал:

— Ну, если ты меня гонишь, я пойду. Скажи только, когда закончится твоя эпопея с поисками помещения? Я уже отвык ночевать один. Или ты специально, — он хохотнул, — разжигаешь во мне страсть?

— Давай созвонимся ближе к вечеру, — улыбнулась Лайма. — Тогда все и обсудим.

Болотов встал, нежно поцеловал ее в губы и пошел к выходу. Распахнул дверь на улицу и оказался лицом к лицу с Шаталовым. Шаталов для него был ноль, пустое место. Поэтому он преспокойно пропустил его внутрь и вышел, не оглянувшись.

Лайма вздрогнула. Надо же — ирония судьбы. Они столкнулись нос к носу: мужчина, от которого у нее мурашки по коже, и тот, за кого она собирается замуж.

Смешно, конечно, но Шаталов тоже оделся в бежевое. Его густые каштановые волосы были небрежно откинуты со лба, каменный подбородок подчеркивал жесткость взгляда.

Расторопный Бандерас бросился навстречу новому посетителю, но тот пресек его порыв на корню:

— Спасибо, меня уже ждут. — И прямиком проследовал к столику Лаймы.

— Геннадий, — выдохнула та, приподнявшись и снова упав на стул. — Это вы.

— Это я, — ответил Шаталов, усевшись на место, которое только что освободил Болотов. Поерзал и сказал:

— Чертово солнце! Нагрело стул, сидеть невозможно.

Лайма покраснела и, чтобы скрыть замешательство, спросила с вызовом:

— Так вы узнали хоть что-нибудь?

— Узнал. Узнал, что ни о какой Соне Кисличенко родственники Ники Елецковой никогда не слышали.