Рукопашник

Чеченец Алихан шептал на родном языке ужасные проклятия. Остальные злобно скрежетали зубами. Один лишь Ахмет сохранял видимость спокойствия и внимательно наблюдал за троллейбусной остановкой. Наконец, ровно в десять с троллейбуса сошел Воронцов и неторопливо направился прямиком к засаде.

– Приготовиться! – тоненьким голоском кастрата скомандовал Хойхороев. – Объект приближается… Внимание!.. Вперед!!!

И начался кошмар.

Первым погиб Алихан – приемом из Универсальной боевой систем[11] фээсбэшник сломал чеченцу позвоночник. Затем истек кровью таджик Мустафа – шинковым движением Павел Андреевич разорвал ему сонную артерию. Воронцов «работал» в пластичной манере ведения бо[12] – двигался бесшумно и мягко, словно кот, легко уходил от ударов. На непроницаемом, но белом от холодной ярости лице горели светлым пламенем серые глаза…

Беззвучно хватая ртом воздух, осел на землю Зелимхан – участник налета Шамиля Басаева на больницу в Буденновске. Чудовищный удар кулака остановил «джигиту» сердце.

Ахмета захлестнул животный страх. От хозяина Хойхороев знал, что Воронцов служил в спецназе КГБ, и потому, предосторожности ради, старался держаться подальше от места схватки. Однако даже он не ожидал от фээсбэшника такой прыти! Действия Воронцова живо напомнили «сыну гор» ту ужасную ночь, когда на лагерь их банды напал отряд спецназа ГРУ, кстати, раз в пять меньший по численности. Те тоже, при необходимости, играючи убивали матерых моджахедов небрежным на вид движением руки или ноги.

– И-е-е-э-э!! – захрипел, хватаясь за горло и медленно заваливаясь на бок, некто Лечо Джанибеков, слывший между прочим отличным специалистом по карате.

– Бум! – стукнулась об асфальт голова мертвого Руслана Мусаева, одного из немногих уцелевших после штурма федеральными войсками села Комсомольское. Мгновенно скончавшийся Руслан не вскрикнул, не пошатнулся, а грохнулся сразу, будто срубленное дерево. Ахмет наконец опомнился от шока, но прежде чем он успел это сделать, в ад отправились еще двое боевиков. Хойхороев вытащил из кармана заранее заготовленную трубку, осторожно вставил в нее смазанную особым психотропным средством иглу, тщательно прицелился и с силой дунул. Отравленная иголка вонзилась Воронцову в щеку. Фээсбэшник остановился, с ненавистью посмотрел на Ахмета, шагнул в его сторону и… потерял сознание.

– Грузите неверного в машину! – пискляво приказал Хойхороев двум оставшимся в живых подручным…

Глава 5

Полковник ФСБ Павел Андреевич Воронцов

Меня мучил один и тот же, беспрестанно повторяющийся, жуткий сон: я бреду по пустыне, изнемогая от жажды. В небе нещадно палит белесое, раскаленное солнце. И песок под ногами белый. Вернее, это не песок, а героин. Куда ни кинь взгляд – везде он, проклятый!!!

Внезапно передо мной выскакивает из-под земли черт: мохнатый, рогатый, хвостатый, с копытами и со шприцем в когтистых лапах.

– Предлагаю взаимовыгодную сделку! – безапелляционно заявляет он. – Ты прекращаешь нам мешать, начинаешь сотрудничать и получаешь воду. Смотри, какая чистая, прозрачная!!!

Рогатый извлекает из воздуха бутыль, до отказа наполненную живительной влагой, и машет ею у меня перед носом.

– Проваливай, нечисть! – выдавливаю я запекшимся ртом. – Сотрудничать с ВА-А-АМИ?! Ну нет!!! Лучше сдохну от жажды!!!

Морда демона перекашивается в гримасе бешенства. Вода в бутыли превращается в кровь. Налетевший порыв ветра валит меня с ног, лицом в героиновый порошок. Я задыхаюсь, хриплю. Отовсюду несутся сатанинские визг, вой и улюлюканье. Ядовитые змеи жалят мое тело в самых разных местах. На спину усаживается какая-то тварь, вроде здоровенной вороны, и острым клювом методично долбит затылок. Одна из скользких гадин непонятным образом заползает в рот, не спеша спускается вниз по пищеводу и кусает внутренности. Бес с наркоманским шприцем надрывается от хохота.

– Давайте! Давайте! – истошно вопит он. – Кушайте, змеюшки, неверного… неверного… неверного…

Неожиданно поганый сон кончился.

– Неверного еле взяли, – донесся до меня тоненький голосок кастрата с заметным кавказским акцентом. – Слава Аллаху, я захватил с собой трубку со специальными иглами. Иначе бы всех, сволочь, положил!

– Что, Сашка-мудак, убедился теперь, кем является на самом деле твой «преподаватель истории»?! – желчно спросил кто-то.

– Простите, Надир Магометович! – плаксиво заныл знакомый голос Афанасьевского. – Я, право…

– Заткнись, сука! – грубо оборвали господина ректора.

Афанасьевский послушно заткнулся.

Полностью придя в сознание, я вспомнил недавние события, не открывая глаз, осторожно шевельнулся и понял, что лежу на холодном, грязном полу; руки скованы за спиной наручниками, а ноги крепко связаны в щиколотках. Голова разламывалась от боли. Сердце норовило выпрыгнуть из груди. Горло ссохлось. Очень хотелось пить.

– Очухивается неверный!!! – очевидно, заметив мое движение, восторженно взвизгнул евнух-кавказец.