– Я-то не путаю, да не больно много мне ведомо. Братство Тигово – оно, ой, какое страшное! Сказывают про них, что еретики, что обряды у них тайные, что будто людей они ловят, да дьявола их кровью поят. А что не одна болтовня – так мастерские иной раз жгут, дат приспешников хозяйских режут. А уж как скажут: «Во имя святого Тига» – так лучше не супротивничать, потому им ни своя, ни чужая жизнь не дорога.
– И это все?
– А тебе мало?
– Мало, птичка, – грустно ответил я. – Очень-очень мало.
Ирсал пришёл перед рассветом, я чуть не проспал условленный стук.
– На, – сказал он сунул мне в руку тёплую половинку монеты.
– Не ответил?
Он вздохнул, как заморённый конь, и сказал:
– Пошли потолкуем, – и я побрёл за ним, одевая сатар в рукава и хрустя оглушительным снегом. Забрались в какой-то сарайчик, Ирсал заложил дверь и зажёг лучину.
– Садись!
Я послушно присел на полено, а он так и торчал передо мною, как нескладная грозная тень.
– Видели Таса?
Он кивнул.
– Ну?!
– Как помянули про приятеля да Ружейный конец, сразу задёргался. А молвил так: «Дом сгорел, а погода в руке божьей». Грех, мол, про то говорить. Ну и был таков.
Видимо, я всё-таки переменился в лице, потому что он взялся пятернёй за щеки.
– Ну? Какая ещё пакость?
Я покачал головой. Ох, как паршиво! Попробуй не объясни – теперь докопаются сами. И злость на себя: допрыгался, идиот? И страх – но почти только за Суил: что с нею будет, если
– Ну так что? – спросил Ирсал уже мягче, и я ответил… почти спокойно:
– Этим делом занялась Церковь.
– Что?! – сказал он с трудом и покачнулся. – Что? А, будь ты проклят! – присел было и тут же опять вскочил, заметался, спотыкаясь о поленья: – а, колдун чёртов!
– Сядь! Хватит дёргаться.
– Командует! Будь ты проклят!
– Ладно, буду. Садись!
Он с ворчанием сел.
– Ещё раз скажешь, что я – колдун… ей-богу, морду набью! Кое-что умею – так я в вонючей норе не сидел, а по свету шатался. А что пугал тебя… ладно, прости. Кто ж знал, что так повернётся? Пугаешься ты красиво – приятно глянуть!
– Ах ты, сволочь!
– Уймись! – велел я ему. – Ничего петушиться, когда беда пришла.
– Ты за это ещё заплатишь!
– А ты думал, тебя попрошу? Я за себя всегда сам плачу – не одалживаюсь.
Теперь он молчит. Глядит на меня, и ничего не прочтёшь на длинном закопчённом лице.
– Вот что, Ирсал. Забудь про ваше и наше… тут другое. Очень тёмное дело. Бери конец и распутывайте.
– Какой конец?
– Дом, который «сгорел». Хозяйка – молодая вдова. Зовут Ваора, прозванья не знаю. Она не из наших. Ты про одиннадцать мучеников слыхал?
Он усмехнулся, будто я спорол несусветную глупость.
– Один из одиннадцати, Сабан, был её женихом. Вся их родня связано через Ваору. Деревенские останавливаются в её доме, да и городские навещают. Нам было это удобно – сам понимаешь: эти люди… нам не враги. Вот тут я и не пойму. Почему Ваора? Она ни в чём не замешана. И почему Церковь? Слушай, а если… если не из-за нас? Если из-за одиннадцати? Разделаются с их близкими – им эти люди, как бельмо на глазу – а заодно и память наших мучеников замарают. Что ты на это скажешь, Ирсал?
– Да неужто они бога не боятся?
– Кто? Глава Церкви нашей, акхон Батан, кеватец родом.
– Господи, великая твоя мощь и благость! – тоскливо сказал Ирсал. – Будь он проклят, Кеват, и люди его!
– Я ведь чего боюсь? Симаг разматывает это дело с одного конца, Церковь – с другого. А чем кончится… Да и стыдно. Понимаешь? Неужели мы опять дадим надругаться над святым нашим?
– Слышь, – подумав, спросил Ирсал, – ты по-честному скажи: все правда? А то ведь проверим…
– Ты знаешь, где меня искать. Об одном прошу: не трогайте девушку, что у Синар живёт. Она дочь одного из одиннадцати, Гилора.
– Коль так, не тревожься. Твои грехи не мне судить, а за неё господь тебе много простит.
Он вскочил, и я поднялся следом.
– Ладно. Как уж с тобой… Мудрён ты больно на мой разум, да на то и у нас мудрёные есть. А за дело не бойся. Мне твой Хозяин ни к чему, да за мучеников наших и кровь их весь народ в ответе. Но чтоб больше не шлялся!
А Суил заметила мою отлучку. Весь день поглядывала на меня с тревогой, и я радовался, что старуха так ревностно нас блюдёт. И про Ваору я ей не сказал. Незачем ей сейчас это знать.
Я в тот день не тревожился, потому что не ждал расплаты так рано, и с улыбкою вышел на знакомый условный стук. А когда я увидел угрюмого Ирсала, а в сторонке – но так, чтобы сразу заметил – здоровенного парня с закрытым лицом… нет, я не очень перепугался. Я не мог поверить, что это конец.
– Здравствуйте, гости дорогие! Ко мне или за мной?
– За тобой, – мрачно буркнул Ирсал.
– Ладно, с матерью прощусь…
Он молча заступил мне дорогу.
– Хочешь, чтобы она по городу меня искала?
Отодвинул его плечом, вернулся, подошёл к застывшей у печки Синар. С пронзительной нежностью – я сам удивился её силе – обнял её хрупкие плечи и, с трудом улыбнувшись, сказал:
– Бог тебя храни, матушка. Тут дело спешное, ты не тревожься, если вернусь не скоро.
– Сыночек, – тихо сказала она, – сыночек!