Рукопись Бэрсара

– Ты должен служить Ланнерану, – ответил Он, – а его судьба решится теперь. И не только его, – сказал он угрюмо. – Может быть, внуки твоих внуков увидят свет, если все будет сделано так, как надо.

– Приказывай, господин, – просто ответил Ронф.

– Мне нужен человек по имени Ваннор. – Знаешь его?

– Я слышал о нем. Но, господин…

– Что?

– Он под покровом Предвечного, – сказал еле слышно Ронф, – а Предвечный мстителен и всемогущ.

– Всемогущ и мстителен? – Безымянный медленно усмехнулся, и так ужасна была улыбка, что Ронф против воли отвёл глаза. – Или одно или другое, Ронф! Мстительность – это болячка слабых. Ты видел когда‑нибудь звезды? – спросил он резко.

– Да, господин. Давно. Ещё когда не женился.

– Их нельзя сосчитать, правда, Ронф? А каждый из этих огней такой же мир, как и наш, со своими людьми и своими богами. Если Предвечный творец всех этих миров, то что ему до человеческих дрязг? Почему он всемогущ лишь здесь, в Ланнеране?

– Я… я не знаю, – ответил Ронф боязливо.

– Чего ты дрожишь? – с усмешкой спросил Безымянный. – Разве болорцев уносит ночная смерть?

– Нет. Пока ещё нет.

– Видишь, он не властен даже над вами. Толика мужества и капля здравого смысла – и он уже не сможет вас одолеть. Мне нужны болорцы, – сказал он Ронфу. – Пока сражаются боги, людям стоит заняться своей судьбой. Если кто‑нибудь выступит против чёрных…

– Кто?

– Чернь или знать, или кто‑нибудь со стороны. Иногда неплохо забыть о вражде. Честный враг надёжней продажного друга. Ты меня понял?

– Да, господин. Мы выступим за него или просто не станем драться.

А к вечеру страх его одолел.

Ваннор не был подвержен страхам. Много раз он ходил по краю, по острому, гибельному острию, и случись ему оступиться, он как истинный ланнеранец рассмеялся бы смерти в лицо.

А сейчас он сидел у себя – в тайном логове, известном немногим, в крепком доме, набитом стражей, под защитой Самого – и озноб непонятного страха тяжело сотрясал его плоть.

И когда без стука открылась дверь, и закутанный встал на пороге, страх безмолвным криком взорвался в нём – и погас, как лампадка в бурю.

Вот и все. Пришёл его час.

Он всё равно потянулся к гонгу, но вошедший сказал равнодушно:

– Не трудись. Некого звать.

– Жаль, – сказал Ваннор, – я велел бы подать вина. Проходи, – сказал он, – садись. Или ты убьёшь меня сразу?

Бог подошёл, сел напротив, снял повязку с лица. Он был совсем, как тогда, даже ещё моложе. Если б не взгляд и не складка губ, он казался бы просто мальчишкой.

– Нет, – сказал бог. – Сначала поговорим.

И тень надежды: может, сумею? Умолить, перехитрить, обмануть…

– Нет, – сказал бог, – не мучай себя надеждой. Я не оставлю тебя в живых. Но я предлагаю, как ты когда‑то: ответь на вопросы, и получишь лёгкую смерть. Ты ведь помнишь – моя была неприятной.

Странно, но в юном лице не было гнева, и в странных давящих глазах только печаль.

– И ты поверишь моим словам? – спросил его Ваннор с усмешкой.

– Да, – потому что ты его ненавидишь.

– Кого?

Можно заставить голос звучать, как обычно, но не спрятать вспотевший лоб, не сдержать метнувшийся взгляд.

– Его, – спокойно ответил бог. – Я не знаю, как ты его называешь. Он неважный хозяин, – сказал ему бог, – и не вступится за тебя, хоть служишь ты верно.

– Я служу только себе, – ответил Ваннор угрюмо. – Я хотел власти, и я её получил.

– Какой? – мягко спросил его бог. – Для себя? Для своего храма? В Ланнеране не клянутся Предвечным и не просят его ни о чём. Если исчезнет страх, вас всех перебьют и храм ваш сравняют с землёй. А твоя власть в чём, Ваннор? В том, чтобы кого‑то убить? Но кого испугает смерть от меча, раз по городу бродит ночная смерть!

– Я не был так многословен, Энрас!

– Да, – терпеливо ответил бог. – Я трачу слова и время, а его у меня в обрез. Я мог бы заставить тебя говорить. Немного усилий – и ты мне все выложишь и будешь молить меня о смерти.

– Не все рождены палачами, – ответил Ваннор с усмешкой, – даже меня поначалу тошнило. Тебе же будет ещё противней, потому что я жирен, а это зрелище мерзко вдвойне. Но я, пожалуй, рискну.

Бог пожал плечами и сказал: – Как хочешь, Ваннор, – и в страшных его глазах уже не было грусти – только острый холодный огонь.

– Нет, – сказал Ваннор, – я пошутил. Боюсь, что я не сумею молчать до конца, а мне не хочется умирать растоптанной тварью. К тому же ты прав: я его ненавижу. А вот тебя, как ни странно, нет. А что тут странного? – спросил он себя. – Я даже немного тебе благодарен. Я, Ваннор, ничей сын, палач и подручный для грязных дел – перед смертью чувствую себя человеком. Даст ли больше самая достойная жизнь? Ладно, – сказал он, – я не беру в долг. Ты узнаешь всё, что захочешь, но сначала я кое‑что скажу. Не снисхождения ради – просто я должен это сказать. Это не я пытался схватить Аэну. Мне не надо было её искать – я знал, где она. Когда я пугал тебя – это были только слова. Не отдал бы я Ему самый чистый цветок Ланнерана!

– И ты ему служишь!

– Да! – сказал Ваннор. – Да! Но я позволил Вастасу увезти Аэну. Я знал, что она родила сына. Целых пятнадцать лет это знал только я, пока Он не учуял сам.