Рукопись Ченселора

Подумав мгновение, Питер решил, что если не называть имени Лонгворта, то на вопрос судьи можно ответить.

— Он видел ваше имя в одном документе, который назвал запросом. Видимо, имеется в виду какая-то доверительная информация.

— О чем?

— Я понял, что о нем самом, а также о тех людях, которые находились под особым наблюдением агентов Гувера, собиравших компрометирующие их сведения.

Судья глубоко вздохнул:

— Человека, с которым вы встречались, зовут Лонгворт. Алан Лонгворт, бывший агент ФБР, в настоящее время служащий Госдепартамента.

Ченселор с трудом сдержал возглас удивления.

— Мне нечего сказать на это, — брякнул он невпопад.

— Вам и не надо ничего говорить, — успокоил его Сазерленд. — А не сообщил ли вам мистер Лонгворт о том, что он сам был специалистом, ответственным за так называемое особое наблюдение?

— Человек, с которым я имел встречу, намекал на это, но не больше.

— Хорошо, давайте проясним ситуацию, — проговорил судья, устраиваясь поудобнее в кресле. — Сначала отвечу на ваш первый вопрос. Да, такая группа лиц, обеспокоенных создавшимся положением, существовала. Я подчеркиваю — существовала. Что касается моего участия в ее деятельности, то оно было минимальным и сводилось к консультациям по чисто юридическим вопросам.

— Я не вполне понимаю вас.

— Мистер Гувер был одержим прискорбной страстью выдвигать против людей беспочвенные обвинения. И что еще хуже, нередко делал эти обвинения в форме намеков и инсинуаций, употребляя общие, ничего не значащие слова и выражения. Обвинения эти зачастую были необоснованны, но бороться против них юридическими средствами оказывалось крайне трудно. Принимая во внимание то положение, которое занимал Гувер, он совершал непростительную ошибку, используя подобные методы.

— Итак, эта группа деятелей, обеспокоенных создавшимся положением…

— В нее входили и женщины, мистер Ченселор, — прервал Питера Сазерленд.

— …И деятельниц, — продолжал Ченселор, — была создана для защиты граждан от необоснованных нападок Гувера.

— По сути дела, так. В последние годы он стал невероятно злобным. Ему повсюду мерещились враги. Зачастую выгоняли хороших людей, не называя подлинной причины их увольнения. Позднее, иногда много месяцев спустя, выяснялось, что к делу приложил руку сам директор ФБР. Мы видели свою задачу в том, чтобы остановить эту волну злоупотреблений.

— Не могли бы вы мне сказать, кто еще входил в вашу группу?

— Разумеется, нет. — Сняв очки, Сазерленд осторожно сжал их большими сильными пальцами. — Достаточно заметить, что это люди, способные активно выступать против злоупотреблений, люди, с мнением которых нельзя не считаться.

— Человек, который, по вашим словам, ушел в отставку с должности агента…

— Я не сказал, что он ушел в отставку, — прервал Питера судья. — Я назвал его бывшим агентом.

После некоторого колебания Ченселор решил согласиться с замечанием Сазерленда:

— Правильно ли я вас понял, что бывший агент Лонгворт был ответствен за это особое наблюдение?

— Гувер высоко ценил Лонгворта. Когда было решено организовать наблюдение такого рода, ему поручили координировать сбор информации о тех, кто проявил или мог проявить антипатию к ФБР либо лично к Гуверу. Число таких людей оказалось весьма значительным.

— Но на каком-то этапе Лонгворт, наверное, перестал работать на Гувера… — осторожно предположил вслух Питер и замолчал. Он не знал, как сформулировать свой вопрос. — Вы сказали, что сейчас Лонгворт сотрудник Госдепартамента. Если это так, то надо признать, что его перевод из ФБР был осуществлен весьма необычным способом.

Надев очки, Сазерленд потер рукой подбородок и произнес:

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Скажите, для чего вам понадобилась наша встреча?

— Я пытаюсь решить, стоит ли писать книгу о последнем годе жизни Гувера. Откровенно говоря, не столько о жизни, сколько о его смерти.

Судья сидел неподвижно, положив руки на колени и глядя Питеру прямо в глаза.

— Я не понимаю, почему вы обратились именно ко мне?

На этот раз пришлось улыбнуться Ченселору.

— Все дело в том, что события, которые я описываю в своих книгах, должны быть в какой-то мере достоверными. Конечно, это не документальные, а художественные произведения, но я стараюсь использовать как можно больше таких фактов, которые бы делали эти события правдоподобными. Прежде чем начать новый роман, я встречаюсь со многими людьми, стараюсь прочувствовать события, которые мне предстоит описать.

— Ваш метод, безусловно, себя оправдывает. Во всяком случае, мой сын его одобряет. Вчера вечером он настойчиво старался доказать мне, что такой подход вполне правомерен. — Подавшись вперед, Сазерленд положил на стол ладони, и в глазах его снова промелькнула улыбка. — А я одобряю суждения моего сына. Он прекрасный юрист, хотя в зале суда бывает чересчур резким. Вы ведь умеете хранить в тайне то, о чем вам доверительно сообщают, не так ли, мистер Ченселор?

— Разумеется.

— И не раскрываете ваших источников информации?

— Конечно нет.

— И вы не подтвердите, что вашим собеседником был Алан Лонгворт?