Рукопись Ченселора

— Ты имеешь в виду Часон?

— Да.

— Не знаю. Впрочем, они служили в Корее. И в Северной Африке во время Второй мировой войны, и несколько лет назад во Вьетнаме. Но о Часоне я ничего не знаю.

— Мне бы хотелось это выяснить. Почему он ненавидел твоего отца?

— Я не уверена, что он ненавидел его или что ненавидел больше, чем других. Его ненависть многолика.

— Почему?

— Он все еще майор, а большинство его сверстников уже подполковники, полковники и бригадные генералы.

— Тогда его ненависть оправданна. Его обходили, потому что он пуэрториканец?

— Частично по этой причине… Общество здесь довольно замкнутое. Мне приходилось слышать такую шутку: «Будь осторожен, если пригласишь Рамиреса на коктейль в морское собрание. Смотри, чтобы на него не надели куртку официанта». На флоте пуэрториканцы используются как прислуга или что-то в этом роде.

— Это в значительной мере оправдывает его чувства.

— Конечно, но не полностью. Рамиресу давали не один шанс, даже чаще, чем другим, и как раз потому, что он принадлежит к национальному меньшинству. Однако он этим не воспользовался.

Питер, охваченный тревожным чувством, посмотрел в окно. Замеченный им взгляд Рамиреса выражал конкретную ненависть, ненависть к конкретным объектам. Гроб с телом Макэндрю, могила Макэндрю…

— А какого мнения был о нем твой отец?

— Примерно такого же. Мелкий, вспыльчивый, чересчур эмоциональный, совершенно ненадежный человек. На него нельзя положиться. Отец дважды отказывался подписать представление о присвоении Рамиресу очередного воинского звания. Ничего особенного он о нем не рассказывал.

— А что он имел в виду, когда говорил, что на него нельзя положиться?

Элисон нахмурила брови:

— Мне нужно подумать. По-моему, речь шла о каких-то отчетах.

— Хорошо, но что значит «отчеты»?

Она рассмеялась:

— Прости, я имела в виду донесения. Оперативные и разведывательные сводки.

— Все равно непонятно, однако можно догадаться. Твой отец говорил, что Рамирес — лжец. Либо по натуре, либо по убеждению.

— Может быть. Впрочем, для меня он слишком незначительная фигура. — Элисон положила руку на руку Ченселора. — Все кончено, все прошло. И спасибо. Я не нахожу слов, чтобы поблагодарить тебя.

— У нас еще не все кончено, — возразил он.

Она заглянула ему в глаза и, улыбнувшись, проговорила:

— Надеюсь. Прекрасная идея отправиться в отель. Давай отдохнем и не будем ни о чем думать. Я устала от размышлений. Завтра пойду к адвокату и улажу свои дела. Прошу тебя, не считай, что ты обязан остаться. Через несколько дней я уже буду в Нью-Йорке.

Ченселор был поражен. Неужели она забыла обо всем? Он держал ее руку, не желая отпускать.

— Но ведь тот дом в Мэриленде… Туда проникли, и там…

— О Боже! Ну и пусть. Он умер, они добились своего, что бы это ни было.

— Мы поговорим об этом позже, — сказал он.

— Хорошо.

Питер понял. Элисон пережила смерть отца, перенесла все муки, связанные с расследованием причин этой смерти. На похоронах она увидела людей, которые давно пытались его уничтожить. Похоронная церемония на Арлингтонском кладбище явилась для нее своеобразным символом: гордиев узел разрублен, она свободна и теперь может искать свое место в жизни. А он просит ее вернуться в мир тревог и ужасов. Однако иначе поступить он не мог. Дело-то не окончено. Он это знал, знала и она.

Но Ченселору было известно еще кое-что. Элисон сказала, что Рамирес слишком незначительная фигура. Она ошибалась.

Глава 20

Снова лимузины с точно выдержанными интервалами с разных сторон подкатывали к дому на тихой улочке Джорджтауна. Снова водители везли своих пассажиров, не видя их лиц, на совещание «Инвер Брасс».

Давно уже между ветеранами организации — Браво, Венисом и Кристофером — существовала молчаливая договоренность, что новым Генезисом станет один из молодых членов — Баннер или Парис. Каждый из них, вне всяких сомнений, обладал выдающимися способностями в нескольких областях знаний и был достоин занять этот пост.

Баннер стал членом «Инвер Брасс» шесть лет назад. До этого он был президентом крупного университета на востоке страны, самым молодым в его истории, но покинул пост, чтобы занять место председателя в международной организации под названием «Рокстон фаундейшн». Звали его Фредерик Уэллс, и специализировался он по валютным операциям. Несмотря на то что его деятельность позволяла ему оказывать влияние на политику в международных масштабах, Уэллс никогда не упускал из виду соблюдение прав человека: уважение его достоинства, предоставление свободы выбора и самовыражения. Уэллс глубоко верил в людей со всеми их недостатками, яростно обрушивался на тех, кто пытался оказывать на них давление, заставить подчиниться чужой воле. Его гнев пришлось испытать на себе самому Джону Эдгару Гуверу, хотя последний и не догадывался, откуда этот гнев исходит.