Рукопись из тайной комнаты. Книга первая

С едой тоже было скудно. Старожилы, с которыми иногда удавалось побеседовать, вспоминали, что до превращения Австрии в Восточную Марку – землю Германии жизнь была гораздо легче. За год исчезло гастрономическое разнообразие, стремительно сменившееся скудостью выбора, дороговизной и – ограничением продаж до минимума. Развлечения, которыми прежде славился курортный город, тоже иссякли и измельчали. Присутствие в городе военного гарнизона, цистернами вывозящего целебную воду и следящего за соблюдением порядка, приказы, обязывающие трудоспособное население немедленно начать отдавать все силы работе на благо великой Германии, и убогость ежедневного рациона – уж конечно не способствовали созданию в городе настроения праздника. Да и отдыхающих было немного. Мужчин, а потом и женщин, приехавших на воды, немедленно отправляли на медицинское освидетельствование, результатом которого должна была стать справка о том, что её владелец действительно достаточно болен, чтобы не работать, а пить воду, предназначенную для излечения раненых солдат.

– Какое счастье, что мы приехали чуть раньше, чем вышел этот приказ. Мы успели познакомиться с одним доктором, и он без волокиты выдал нам такие справки. Другие же по неделям ждали, когда доктора смогут их принять.

Все терпеливо ждали, когда же, завершив лечебные похождения, фрау Шварц перейдёт к главному – к войне.

Хотя и так уже было ясно: ничего хорошего она не расскажет. Что может быть хорошего, если в курортном городе больше не рады отдыхающим, и не хватает еды на всех.

Долгий рассказ завершился днём отъезда, когда, ожидая на перроне состав, путешественницы встретили первый эшелон с ранеными, доставленными в город для излечения. Ясное дело, фрау Шварц в воинских званиях не разбиралась. Но то, что солдаты были ранеными, грязными, и их было много, это она своим женским взглядом не заметить не могла.

Война – это железная дисциплина, голод и раненые солдаты.

Вот что рассказала фрау Шварц.

3

Геометрия осталась позади.

Не находя, чем больше занять себя в ожидании жениха, Густа не вылезала из библиотеки. И Евклид, и Архимед, и Пифагор, и даже Декарт пали под натиском «Брунгильды», предпочитавшей книги духу войны, неумолимо звучащему отовсюду. К концу сентября, измаявшись в ожидании Георга, Густа послала контрольную работу в учебный совет при университете.

Больше заняться было нечем.

Георг не ехал, а контрольная работа словно сгинула то ли на почте, то ли в бездонной системе образования.

Наконец от Георга пришло письмо. Судя по содержанию, не первое – он тревожился, не получая ответов. После лирического вступления, занявшего едва ли не три страницы, исписанные аккуратным убористым почерком, следовала собственно информативная часть. Суть её сводилась к тому, что скоро Георг не приедет. В связи с началом войны все предприниматели были мобилизованы. Конечно, не на фронт, а – на производство. И завод, выпускавший станки, подлежал немедленному переоборудованию для военной промышленности. Понятно, что ни о каком отпуске по семейным обстоятельствам не могло быть и речи под страхом трибунала.

Про Ordnung Густа всё понимала. А про трибунал, особенно после рассказов фрау Шварц, догадывалась. И ни за что на свете не пожелала бы, чтобы с Георгом случилось непоправимое. Вот только что теперь делать ей, было абсолютно непонятно.

Визит к родителям, кроме переживаний, ничего не дал. Подурневшая после отъезда мужа, уже с заметно округлившимся животиком, Марта, озабоченные предстоящей зимой и участившимися случаями мародёрства в волости родители, а тем более маленький брат никак не могли придумать для неё что-либо путное. После того, как Густа прочитала письмо, мама только заплакала и погладила её по белокурой голове. А папа, обычно сдержанный, длинно и нехорошо выругался, поминая войну, обитателей страшного Ада и Божий промысел. После чего, прикрикнув на маму и велев немедленно прекратить «эту сырость», заявил, что дочку свою – не бросит. Одна ли, с дитём ли – Густа остаётся любимой дочкой, и отчий дом всегда её примет. Уж если по молодости они с матерью троих поднимали, дома своего не имея, то не настолько они сейчас стары, чтобы не поднять и внуков.

Вернулась в усадьбу Густа, хоть и не имея решения, но успокоенная тем, что пропасть ей семья не даст.

Разговор с фрау Шварц тоже результата не дал. Она была растеряна происходящим и совершенно не готова вникать ни в сердечные, ни в какие другие проблемы бывшей своей воспитанницы, а ныне – помощницы мужа.