Тепло попрощавшись с Лисаной, широко открывшей глаза, я положил в ее ладошку один из своих алмазов, после чего обнял ее, прошептав, — это тебе, на память, вскинул на плечо заранее приготовленный рюкзак с пожитками, и мы вышли в туман, расцвеченный утренней росою.
Деревня спала, к нам подбежали две бодрствующие собаки, и, обнюхав креола, умчались, прыгая и играя.
На берегу я опустил рюкзак в небольшую лодку, поле чего мы с Кайманов тоже крепко обнялись.
— Жаль, нельзя попрощаться со всеми пираха, — вздохнул я, оглянувшись на ставшее мне родным селение.
— Я скажу им, что тебя срочно вызвали на небо, — улыбнулся Кайман.
— Ладно, бывай, шмыгнув носом, — хлопнул я по плечу друга и шагнув в посудину.
— Бывай, — повлажнел он глазами. — Мне кажется, мы еще встретимся.
Затем Хосе, — так звали креола, оттолкнулся от берега шестом, а когда лодка сплавилась на пару сотен метров вниз, запустил мотор.
— Чух-чух-чух, — нарушил он тишину утра.
— Ну, как добрались? — встретил меня на усадьбе, сеньор Мигель. В белом полотняном костюме и такой же, как у Хосе шляпе, он прогуливался в саду с величаво шагающим, здоровенным сенбернаром.
— Спасибо, хорошо, — поставил я у ног рюкзак. — Серьезная у вас собака.
— Это Патрик, — потрепал по холке разглядывавшего меня пса хозяин. — Малыш, познакомься с нашим гостем.
«Малыш», весом под центнер, пустил слюни и шлепнул мне в ладонь тяжелую лапу.
— Очень приятно, — рассмеялся я. — Будем друзьями.
— Ф-фух, — ответил Патрик, завертев в подтверждение хвостом. Знакомство состоялось.
— Ну а теперь, давайте позавтракаем, — сделал радушный жест в сторону дома сеньор Мигель. — А то я вас очень рано поднял. Но так надо. Чем меньше глаз — тем лучше. Знаю по своему опыту.
— Лишние глаза нам ни к чему, — согласился я. И мы направились к дому.
Там, в обеденном зале, уже был накрыт стол на двоих. Молчаливый слуга в белой куртке разлил по чашкам дымящийся кофе и подвинул каждому по тарелке горячих гренок с ветчиной, а к ним уже очищенные яйца.
За завтраком хозяин сообщил, что вопрос о моей отправке решен.
Через неделю из Пуэрто-ла-Крус в нужном направлении отправляется танкер с колумбийской нефтью, и его капитан — приятель сеньора Мигеля, согласен взять меня на борт в качестве боцманского помощника.
— Правда, у него порт прибытия Калькутта, — прихлебывая кофе, сказал старик. — Но до Бутана оттуда всего несколько часов пути на автомобиле.
— Не знаю как вас и благодарить, сеньор Диего, — не скрыл я своей радости. — Может..? (потянулся к карману, где у меня лежал бумажник).
— Оставьте, — подняв руки, запротестовал хозяин. — Мне это ничего не стоило. И я всегда рад помочь хорошему человеку в беде. Это по — христиански. А поселитесь пока у меня, в целях безопасности.
Так Уваата стал гостем доброго португальца.
Мне отвели комнату на втором этаже, светлую и с окнами на лагуну. По утрам хозяин отправлялся на автомобиле иле яхте по делам, а я после завтрака гулял в саду с Патриком, смотрел телевизор и читал книги из обширной домашней библиотеки.
При этом обратил внимание на портрет средних лет бородача, с пронзительным взглядом и черном, со звездою, берете. Кого-то он мне смутно напоминал. Но вот кого — я не помнил.
В один из вечеров, когда мы сидели после ужина с сеньором Мигелем на его пристани в шезлонгах, наблюдая как золотой шар солнце опускается за горизонт, я спросил у кабальеро, чей портрет висит в библиотеке.
— Это Эрнесто Че Гевара, — глядя в пространство, ответил он. — Мой близкий друг и команданте[163]
Кубинской революции.— Сподвижник Фиделя Кастро?
— Да, он был с ним на шхуне «Гранма», когда в 1956-м они высадились на Кубе и подняли восстание. А спустя одиннадцать лет команданте погиб в Боливии, где мы сражались за ее независимость. Вы что — нибудь знаете об этом человеке?
— Очень мало, но хотел бы знать.
— Ну, тогда слушайте.
Эрнесто Гевара Линч де ла Серна, так его полное имя, появился на свет 14 июня 1928 года в аргентинском городе Росарио. Родители его были людьми среднего достатка: отец, Эрнесто Гевара Линч, ирландского происхождения, работал инженером по гражданской специальности, а мать, Селия де ла Серна, имела испанские корни. Эрнесто был самым старшим из пяти детей, воспитанных в этой семье, которую отличала склонность к либеральным мнениям и убеждениям.
Двух лет от роду мальчик серьезно заболел: он перенес тяжелейшую форму бронхиальной астмы, вследствие которой приступы удушья сопровождали его всю оставшуюся жизнь.
Для восстановления здоровья сына его семья была вынуждена переселиться в провинцию Кордова в местность с более сухим климатом, Альта Грасиа, где самочувствие его существенно не улучшилось. В связи с этим Эрнесто никогда не обладал громким голосом, столь необходимым оратору, и слушавшие его речи люди постоянно ощущали хрипящие звуки, исходящие из легких при каждом произносимом им слове, чувствуя, как нелегко это ему дается.