Рукопись из Тибета

Средиземное море значительно отличалось от Черного. Вода в нем была более теплой и прозрачной, а живой и растительный мир гораздо богаче. Помимо уже знакомых мне пород рыб тут и там возникали неизвестные, отдельными особями, а то и стаями; внизу колыхались поля самых разнообразных водорослей, меж которых там и сям проглядывались окаменелости кораллов.

Отплыв метров на пятьдесят от берега и пуская пузыри, я осмотрелся, выбрал нужный курс, после чего, работая ластами, заскользил в подсвеченной солнцем воде вдоль побережья. Вынырнув почти в нужном месте, сделал необходимую поправку на девиацию, вновь погрузился и хорошо провентилировал легкие. После этого, задержав дыхание, стащил с себя акваланг, зарыл его в песок под группой актиний, навалив сверху обломок известняка, а потом всплыл к бликам света на поверхность.

До рощи с кипарисами оставалось метров двадцать пять, и я их неспешно проплыл брассом. Выйдя на берег, отряхнулся (кругом было тихо), прошел к знакомым валунам и, усевшись на один, немного обсох под легким бризом. После этого, взглянув на наручные часы-амфибию, извлек свой пакет, облачился в летний костюм и шляпу со штиблетами, а потом, щелкнув зажигалкой, закурил. После морской прогулки – непередаваемое удовольствие.

Чуть позже с видом праздношатающегося, засунув руки в карманы и насвистывая, я вышел из тени деревьев на солнце и направился к недалекой, с проносившимися автомобилями дороге. Там вскоре поймал такси, за рулем которого сидел жизнерадостный араб, я коротко бросил ему: «В Ла Моль, приятель!»

– Слушаюсь, месье, – блеснул он белоснежными зубами.

Аэропорт жил своей обычной жизнью. На взлетной полосе взлетали и опускались самолеты, в прохладном, с кондиционерами зале ожидания неспешно передвигались или сидели в креслах представители самых разных наций, томный девичий голос под сводом на двух языках вещал о времени регистрации и отправления рейсов. Поскольку до моего оставалось полтора часа, я по привычке обошел аэропорт, наблюдая за обстановкой. Ничего настораживающего не наблюдалось. Служащие в голубой униформе привычно занимались своими делами, изредка возникавшие французские ажаны тоже подозрений не внушали. Регистрация пассажиров у стоек и досмотр багажа выглядели простой формальностью. Время глобального террора было впереди, мир находился в относительном покое.

Дабы не привлекать к себе внимания отсутствием личных вещей, я прошелся по многочисленным магазинчикам зала ожидания, где купил фирменный «дипломат», куда поместил приобретенные здесь же электробритву, укомплектованный всем необходимым несессер, а также шорты, сандалии и футболку. После этого у меня осталось две тысячи франков, которые в Бутане составляли целое состояние. Удовлетворившись покупками, я почувствовал голод и решил подкрепиться. Сделав заказ в одном из ресторанов аэропорта, я закурил и, прихлебывая обжигающий «бурбон», предался мечтам о Бутане.

Все, что можно было узнать об этой стране, я почерпнул в справочниках. Там значилось, что это маленькое буддийское монархическое государство, расположенное в Гималаях между Индией и Китаем. На протяжении многих столетий мир не ведал о существовании этой крошечной экзотической страны с населением всего лишь семьсот тысяч человек. Именно поэтому границы Бутана до сих пор окутаны пеленой загадочности и местного колорита, несколько непривычного для современного европейского жителя. Затерянное высоко в горах государство Бутан это последнее оставшееся буддийское королевство. Здесь царит конституционная монархия, а возглавляет страну Джигме Сингье Вангчук из древней династии. Имидж Бутана в первую очередь формирует глубокая приверженность местного народа своим культурным традициям. Страна не стремится избирать современный путь развития цивилизации, к примеру, о телевидении там узнали только к концу века. Но при этом в ней живут поистине счастливые люди.

Несмотря на то, что Бутан считается «страной третьего мира», народ его здравствует и процветает, а связано это с тем, что экономическое развитие страны измеряется не «внутренним валовым продуктом», а «валовым национальным счастьем». Это единица измерения качества жизни бутанцев, которая включает в себя прежде всего сохранность морально-нравственных ценностей. Придумал ее четвертый король Бутана в 1972 году, он был убежден: «счастье народа важнее процента ВВП». Кстати сказать, «валовое национальное счастье» в стране планируется заранее на пять лет вперед, при этом прогресс осуществляется крайне медленно, дабы не разрушить культурные и семейные ценности, приверженность буддизму и первозданность природы.

Первое, что отличает страну – это чистота. На каждом шагу стоят урны. Местные жители очень обеспокоены экологией своей страны, поэтому даже в самом бедном районе королевства нет мусора, в отличие, например, от соседствующих Индии или Непала.