Общими усилиями мы убедили Девисона согласиться на повышение зарплаты, в связи с чем я решила купить ему новую одежду. Проблема была не только в деньгах. Одежда, как и еда, продавалась по талонам. Тех талонов, что у него скопились, не хватало на полную смену гардероба. Так что пришлось одолжить ему наши талоны. «Теперь значительно лучше», – решила я, критически оглядев Девисона после похода в магазин.
То, что было вполне приемлемо для Англии военного времени, вызвало недоуменные взгляды коллег по Монреальской лаборатории, куда он вскоре перебрался. Про него сложили легенду, что по дороге через Атлантический океан его пароход торпедировали немцы. Борис спасся, проплыв весь оставшийся путь кролем в одежде.
Три года спустя мы снова встретились с Борисом в Лос-Аламосе.
К лету 42-го научный персонал «Сплавов для труб» вырос до тридцати человек. Люди работали по шестьдесят часов в неделю и больше. «Нельзя допустить, чтобы европейская цивилизация была отброшена на тысячу лет назад», – так, или примерно так, думал каждый. У некоторых были личные мотивы ненавидеть Гитлера – их близкие погибли в лагерях смерти. Но мысль о крахе цивилизации, неизбежной в случае победы Третьего рейха, все же оставалась главной.
Это была одна большая семья. Впрочем, как в каждой большой семье, не обходилось без ссор. Все началось с того, что осенью пошли слухи о переводе группы фон Халбана из Кембриджа в Америку. Фон Халбан занимался медленными нейтронами, так же как и Ферми в Чикаго, и ему хотелось работать поближе к Ферми и к американским ресурсам, несравненно более богатым, чем те, которыми располагал Кембридж. Этот план ему удалось осуществить лишь частично. Вы спросите меня почему. Лучший ответ на этот вопрос дал Руди в одной из заметок, опубликованной уже после смерти Ганса: