Рукопись несбывшихся ожиданий. Поступление

— Так вот, даю вам свой последний добрый совет. Подавайте заявление на отчисление сразу, как только рассветёт, или проблемы с лером Грумбергом покажутся вам детскими сказками по сравнению с тем, какую жизнь устрою для вас я. Каждый день, что вы проведёте в академии, отныне станет для вас памятным. А после, когда вас отчислят по любой понравившейся мне причине, — тут он приблизил к ней своё лицо, — вы вообще пожалеете о том, что родились. Понятно вам?

Мила молчала, так как не могла ни слова сказать. Просто стояла и моргала, потому что желаемое профессором Аллиэром «поняла» выдавить из себя никак не могла. Гордость… как же ей мешали гордость и понимание — о том, что она родилась, ей суждено пожалеть в любом случае. Тот долг, что уже за ней числился, Мила оплатить была не в состоянии, а потому нынче она являлась человеком, которому абсолютно нечего терять.

— Я, — упрямо зашептала молодая женщина, — я буду здесь учиться. Я получу свой диплом несмотря ни на что.

— Святая наивность! — с насмешкой фыркнул тёмный эльф, а затем отошёл от Милы, чтобы открыть входную дверь.

— Профессор Аллиэр…

— Заходите-заходите, лер Сильвер, вы наконец-то добились аудиенции со мной, — съязвил он, перед тем как рявкнул: — Немедленно в мой кабинет! Живо! А вы, — грозно уставился Найтэ Аллиэр на Милу, — вон отсюда. С глаз моих долой, сейчас же!

***

Мила радовалась, что сегодня среда. Среда значилась для её факультета выходным днём, а, значит, у неё имелось время прийти в себя. Из-за вчерашнего приключения и последовавшей за ним выволочки она едва сомкнула глаза ночью, и не только потому, что из головы у неё не выходила откровенная угроза профессора Аллиэра.

«Разве столь многого я хочу? — неподдельно страдала молодая женщина. — Я человек и хочу всего‑навсего человеческого отношения к себе».

Кулачки её то сжимались, то разжимались от обиды и гнева, но Мила Свон была стойким оловянным солдатиком. Позавтракав вчерашним бульоном, ей надоело видеть, как друзья косятся на её опухшие глаза, и поэтому она, подумав, направилась в библиотеку.

— Э-э-э, доброе утро, — с недоверием поприветствовал её старик-библиотекарь. Он уже привык, что Мила приходит за пару-тройку часов до закрытия, некоторое время работает над курсовой, а затем выполняет подготовленную им для неё работу.

— Доброе утро, мэтр Тийсберг, — постаралась улыбнуться ему Мила, после чего направилась к картотеке и, вытащив оттуда несколько карточек, встала в очередь. Перед Милой было всего два человека, два старшекурсника. Они недовольно покосились на молодую женщину, не иначе узнав восходящую «звезду» академии, но больше никак не отреагировали. Всё же общедоступную библиотеку посещали в основном простые студенты. Аристократы предпочитали индивидуальный подход в закрытом подразделении. Там и выбор литературы был значительно больше, и обслуживание в разы быстрее.

Мила принялась перебирать стопку карточек в руках, убирая из неё всё лишнее.

«Так быстро выбирает?» — ещё удивился про себя старик-библиотекарь, покуда не увидел, что ему Мила Свон протягивает. На всех этих карточках имелись только названия.

— Устав? — поправил он очки так, чтобы смотреть поверх них. — Устав и локальные акты?

— Да, мэтр Тийсберг, — подтвердила Мила.

— Хм. Сейчас принесу, лер Свон, — с подозрением в голосе протянул библиотекарь, и Мила нервно переступила с ноги на ногу. Ей ужасно хотелось сказать: «Да не беспокойтесь, я сама могу взять. Вижу же по пометкам на каком они стеллаже и полках», но она вынужденно промолчала. Лишь слегка покраснела.

А далее утро незаметно превратилось в поздний день. Чтиво Мила выбрала крайне нелёгкое, но её желание оградить себя от претензий руководства академии стоило тягостного труда.

«Я как будто юрист!» — даже в какой-то момент прыснула она со смеха, привлекая тем внимание прочих посетителей читального зала. Студенты так недовольно уставились на неё, что Мила не сдержалась.

— Знаете, очень рекомендую. Чтение зашибись!

Она напоказ подняла талмуд с уставом, и студенты синхронно отвернулись. Мила равнодушно пожала плечами. Ей было не впервой быть одной среди толпы. Отчего‑то она не вписывалась в общество и, пожалуй, она уже поняла — дело было не только в красной метке в документах. Даже в лазарете Оркреста она была Счастливица, а не Любимица. И хватит списывать это обстоятельство на то, что девушка с проломленным черепом являлась чужачкой без кола без двора. Это нечто внутри неё заставляло людей сторониться.

— Спасибо, мэтр Тийсберг, — отнесла Мила документы обратно. — Я не всё, правда, успела просмотреть. Можете отложить?

— Могу, очереди-то на такое не имеется, — прокряхтел старик, всем своим видом давая понять, что ждёт пояснений. И, так как по близости никого постороннего не было, Мила призналась шёпотом:

— Я боюсь, что меня отсюда… того.

— Это что ж вы такое натворили?

Мила с удивлением уставилась на старика.

— Эм-м, а вы разве не слышали про вчерашнее?