Рулетка еврейского квартала

В тот раз по зову сыночка Ева Самуэлевна явилась немедленно, со скоростью старательного лампадного джина. И десять часов кряду дожидалась прибытия взбесившейся невестки, от каждого движения стрелки времени набухая зловещим негодованием римского легионера, вынужденного дежурить у креста на солнцепеке. Дождалась. Никто так и не узнал, что именно имела свекровь поведать заблудшей в грехе жене своего сына, потому что Соня не дала Еве Самуэлевне раскрыть рта. А, не взяв ни малейшей паузы, вывалила на только что строгую, величавую даму такой мусорный контейнер площадной брани, перемешанной с англо-испанскими нецензурными перлами, что Ева Самуэлевна как застыла с вытаращенными от опупения глазами, так и убралась бочком-бочком восвояси. Однако не сдалась, а затаилась. И спустя неделю, дождавшись отлета невестки в Лондон, нанесла обидчице болезненный контрудар. Злобный вихрь материнского негодования Лева терпеливо сносил все время отсутствия жены, предполагая разумно: что-то еще будет. А Ева Самуэлевна пока что вывезла Димку из «окаянного дома и подальше от дурного влияния» в собственную квартиру со всем его детским барахлишком, хотела утащить и сына. Но Лева оказался умнее, заверил мать, что принужден присутствовать дома, чтобы было кому объяснить нахалке, что, мол, не на тех напала, когда она вернется из-за границы. А после сразу же покинет бывший семейный очаг. Мать поверила, а Лева тем временем преспокойно занимался тем, чем и велела ему жена. Разведывал жилье в пентхаузе пороскошней, хотя за отсутствием таковых в достаточном количестве в нынешней Москве он подыскал пока что неплохую квартирку в целый этаж в так называемом «клубном» доме в переулке близ Лубянской площади. И тихо ждал Сониного возвращения.

Когда жена прибыла, наконец, из далеких туманов Альбиона, Лев Романович тут же у порога и дал ей полный отчет. Что новое жилище им найдено, на его вкус более чем, но пусть Соня посмотрит. Что в оздоровительный центр он записался и внес, сколько велели, а содрали с него три штуки долларов, так что от оставленной ему суммы не осталось и половины. На это жена только досадливо махнула рукой, что мелочи. Тогда Лева набрал полную грудь воздуха и поведал супруге душераздирающую историю о похищении их отпрыска из родного дома и как он, Лева, усиленно сопротивлялся, но куда ему против матери, не тот калибр. А няню он, между прочим, нашел. И, между прочим, переманил от шведского посла, ему в новом фитнес-клубе дали наводку доброжелатели.

За няню и квартиру Лев Романович получил благодарность в виде умопомрачительных часов, вся их протезная контора стоила дешевле, а за Димку – соответственно по шее, причем в буквальном смысле. Но шея пустяки, все же не нос, поболит и пройдет. И что интересно, битие неожиданно выходило менее обидным, чем словесные оскорбления, и Лев Романович в душе согласился на замену. В общем, оно справедливо, заслужил – получи, и никакого зубодробительного нытья на протяжении часов и дней, что обожает его дорогая мамочка и что немало утомляет и ухудшает аппетит.

А за возвращение Димки его жена принялась с такой невероятной стороны, что Лев Романович был прямо-таки ошеломлен столь неадекватным стереотипом ее поведения. Соня попросту пошла в милицию, откуда вернулась с нарядом ОМОНА и настоящим адвокатом, причем все нужные бумаги были уже подписаны. Сколько жена заплатила за подобную услугу, оставалось загадкой, но, видимо, в ее наследстве и впрямь куры денег не клевали, и измерялось оно самосвалами на вывоз. А только для Евы Самуэлевны было устроено представление по высшему разряду с кордебалетом из мужественных Геркулесов, скромно закрывавших лица трикотажными черными масками. Финал оперетты прозвучал в местном отделении милиции, где Еве Самуэлевне по горячим просьбам зрителей было отмерено пятнадцать суток пребывания на галерке вместе с районными хулиганами и уличными проститутками. И надо сказать, что незадачливая поклонница киднепинга отбыла их все до последнего часа. Несмотря на мольбы осиротевшего Романа Израилевича, чуть ли не стоявшего на коленях, и горькие слезы самой похитительницы, которой ее нынешняя компания, целиком состоящая из рецидивных завсегдатаев пенитенциарных заведений, ничуть не пришлась по вкусу. Но Инга-то знала одно жестокое правило, накрепко усвоенное ею не без помощи Сорвино в суровой криминальной школе выживания в Майами. Если хочешь научить врага уму-разуму, наноси удар одним махом, а не по частям, и ни в коем случае не сдавайся милосердию, а иди до конца и отвешивай полной мерой. Иначе вместо страха, который ты пытаешься внушить, получится один смех. А наказанный уверится, что ему и далее сойдет с рук, и попытается достать тебя, как слабодушного слюнтяя.

После этого случая никаких разговоров о Димке, собственном поведении невестки, как и о нравоучениях и вмешательствах не в свое дело, речи уже не шло. Фонштейны были мягки и гладки, хоть шелк из них выделывай, а Ева Самуэлевна охотно состояла у Сони на побегушках, причем с самым умилительным, старательным выражением лица.