Читаем Румбо полностью

Оракул мучается. Чистые трубы. Подайте ему кружку пива. Чтоб пил и рыгал, ну! Чтоб зашипело пиво по трубам его чистым. Чтоб зарыгал оракул свежо и пронзительно.

<В школе несколько моих одноклассников умели намеренно набирать в пищевод воздуха, чтобы затем отрыгивать его с ошеломляющей пронзительностью. Один сорвал так урок. Другой однажды рыгнул столь мощно, что шедшая по противоположной стороне улицы женщина выронила сумку и перекрестилась.>

Итого имеем: брючный шов, молекула пропана, карбонарий, печь и мачта. Из такой целлюлозы трафареты не клеятся. Они лишь алеют на вершинах заводских труб, когда очередной сталевар испускает дух, скалясь копченым лицом в пылающее жерло домны.

Но мы-то с вами не сталевары: куда нам. Мы — шлак, отходы, нифеля, бутор. Из нас уже мало что вытянешь. Но мы все еще сопротивляемся, мы все еще держимся: мы не сдаемся. Даже зная, что фронт уже за спиной. Зная, что шансов нет.

Чтобы прожить здесь еще один день, не самый хороший, но и не очень плохой: обычный день, исполненный радости.


Раньше думали, что зомби существуют лишь в сказках, на несвежих салфетках желтых газет, в телевизионной душегубке: где угодно, но на дистанции. Эта дистанция позволяла расслабиться, успокоиться, не нервничать… зомби есть, возможно, да, возможно существуют, но не достанут, не здесь, не сейчас… ага.

Лишь недавно стало ясно, что зомби рядом, вокруг: вот они. Молодая женщина бесстыже хохочет, глядя в монитор. Парень шнурует ботинки. Мужчина счищает снег с крыши гаража. Ребенок теребит градусник. Старуха перебирает груши в лотке.

Открой глаза. Протяни руку. Зомби в твоей постели.


Вот так. Стоит отпустить человека на минутку, и вот он уже ведет себя как социально-опасный психопат. Повсюду видит зомби. Параноидальная шизофрения, видите ли. Мания величия? Бред преследования?

Кто-нибудь из вас хоть раз видел живого зомби? Воскресшее существо, заряженное программой? Необязательно плохой программой. Не обязательно сеет смерть. Может и просто вздрочнуть втихомолку. Да, вздрочнуть, пока супруга смотрит телевизор. Включить в соседней комнате компьютер, открыть сайт, где женщины без колготок — и монотонным движением шрамированной руки раздразнить гениталии — и спрыснуть на заранее подстеленную салфетку богатой колонией собственных генов.

Все мы в детстве дрочили, и часто дрочим до сих пор. И не забудем о тех, кто дрочит, подсматривая за тем, как мы дрочим. Обдумаем этот момент. Подрочим и мы на них. Ах, забияки… как резвятся… порезвимся и мы с ними.

А ты, стоящий за окном наблюдатель, что скажешь ты нам? Кто мы такие, и с чем пришли на Землю? С каких и до каких пор явлены мы Вселенной? На чем мы стоим? Что мы едим? Чем живем?

Не правда ли, все мы — охваченные страстью животные?

Думаете, у животных не бывает страсти? Отказываете животным в чистоте в угоду своей многовековой пошлости? А разве не животное говорит в нас, когда сливаемся мы друг с другом и, содрогаясь, подвываем в Небесной тоске?

Любуешься своими руками, пидор? Сидишь, и важно поводишь плечиками? Думаешь о том, способен ли ты встать и прямо сейчас дать пизды вон тому темноволосому гражданину в водолазке? А если самого вырубят: как тогда, помнишь? Помнит спина твоя омоновскую дубинку, товарищ?

Ты любишь зомби, человек за окном? Любишь дрочить на них, вызывая в своем изображении постыдные сцены группового соития? Разнузданной ебли, в которой любимая твоя руководит всеми, являясь Священной Избранной Блядью.

Ты — созерцающий ведьму и служащий ведьме.

Ведьма — это та, что управляет людьми через любовь. Иначе: занимается пиздозомбированием.

Вам, молодой человек в тренировочных, это не светит. Вы, пожалуйста, пройдите в ту комнату… да, вон туда. Там установлены манекены для ебли. Чем просто так понапрасну дрочить, мог бы к минету детей приучить. Сын пососал — пососет пускай дочка. Дочка соснет — кончишь в ротик сыночка. Яйца лизали чтоб. И непременно лазили в анус попеременно.

Пушкин так не рифмовал.Это мне известно.Пушкин в рот вам всем давал:Было интересно.Хуй у Саши пососи,Девушка-спортсменка.Пусть он спермой ороситГубы твои мелкие.Только хуй — не виноват.Хуем помыкают.Так лежит души канва,Так мысли мелькают.Промелькнули — и ушли.К Пушкину, наверное…Ты, Сергеич, оросиМысли мои спермою.

— Ну хватит! — Румбо мотнул головой, желая стряхнуть наваждение.

Покурив по совету 3ои придорожной травы, он надеялся впитать вместе с дымом мудрость мёртвых, но, видимо, в могилах, возле которых нарвал он её, покоились несерьезные люди.

Румбо вернулся к тому месту, где собирал он букет для курева. Кто здесь похоронен?

Скромный памятник из чёрного камня. Неровная каплевидная глыба, словно оплавленная местами. Метеорит?

Надпись на стальной табличке гласила:

Селиванов А.Н.

10/13/71 — 02/08/10

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза