Румбы фантастики. 1989 год

В папке «Разное» содержалась всякая всячина, смесь фактов, слухов, легенд и догадок. Тех фактов, которые они сами признавали фактами, и тех легенд, которые они сами признавали легендами. Заметки о деятельности Штенгера и проповедника, несколько листков о Мефистофеле (то же самое, что я узнал от Штенгера), упоминания о чудовищах, о странных, но неопасных людях, время от времени появлявшихся в городе (типы вроде моего граалящего рыцаря), листок о золотом треугольнике, каждый вечер исчезающем У горизонта в золотой вспышке, статистика рождаемости и смертности, упоминание о Блуждающих, о странных галлюцинациях, временами посещающий людей, — видениях, похожих на те, что преследовали меня в первый день. Всякая всячина…

На знакомство с архивом ушло часа два. Расставив папки, я привел себя в порядок и отправился искать Кати, что было нетрудным дедом, учитывая размеры здания. Я нашел ее в комнате отдыха. Она вскочила навстречу с такой готовностью, смотрела с такой надеждой, словно после работы с бумагами ответы на все вопросы лежали у меня в кармане и осталось эффектно выложить их на стол.

— Ничего, — сказал я.

— Совсем ничего?

— Ничего я не смог оттуда выжать.

— Ну, тогда пошли, — вздохнула она. — С тобой наши хотят поговорить.

В кабинете с длинным столом и большим количеством стульев, три четверти которых наверняка никогда не использовались, меня ждали двое мужчин. Кати тихо села в уголке — Отдел в полном составе, кворум на форуме… Один был кряжистый, пожилой, с великолепной бородой, второй — блондин моих лет. Оба производили впечатление серьезных деловых людей, которыми, надо полагать, и были. Меня пригласили сесть. Своих имен они не назвали, а мое знали и без меня.

— Итак, вы пришли из мира, где самое малое двести городов? — непринужденно спросил Блондин.

Второй раз меня здесь подловили.

— Эх ты! — сказал я Кати, вспомнив ее вопрос. — Нахватала в Команде…

Она постаралась выглядеть пристыженной и раскаивающейся.

— Спросили бы без подвохов… — огрызнулся я.

— Значит, самое малое двести городов?

— И двести раз по двести раз, — сказал я. — Еще вопросы?

— Вопросов у нас много, — сказал Блондин. — Но есть один, главный, на который мы требуем правдивого ответа, каким бы он ни был. Какое отношение имеет наш мир к вашему, большому. Поймите, что самый страшный, самый унизительный ответ для нас предпочтительнее отсутствия ответа.

Я встал и подошел к окну. За окном пламенели мигающие неоновые надписи, громко играла музыка, и тротуары кишели людьми, вышедшими за приевшимися однообразными развлечениями и удовольствиями. Тем все было до лампочки. Этим — нет.

Не поворачиваясь к ним, вцепившись в подоконник, я начал говорить — о том, что мир огромен, от том, как пропал Бауэр и сюда попал я, о том, сколько нелепостей я здесь увидел и как эти нелепости объяснить. О том, кто они такие и откуда взялись. Я говорил и говорил, ни о чем не умалчивая и никого не щадя, а они молчали, я боялся обернуться к ним, перед глазами у меня плясало неоновое многоцветье, и это до ужаса напоминало обычный вечерний город любого континента, да и могло ли быть иначе, если этот город синтезирован из всех городов, какие помнил и видел немало почитавшийся по свету Руди Бауэр…

Потом мы молчали все вместе, а когда непереносимыми стали и молчание, и улица в резких неоновых тенях, я рывком обернулся к ним.

Они не хватались за голову и не рыдали — не те люди. Кати была бледна, но те двое оставались невозмутимыми, и я с уважением оценил это. Не могу со всей определенностью сказать, что у меня хватило бы духу быть столь же невозмутимым, окажись я на их месте…

— Так… — сказал Блондин. — Что ж, где-то это и страшно, где-то — не очень.

— С какой целью это проделано, как вы думаете? — перебил его Бородач.

— Вероятнее всего — Контакт, — сказал я.

— И мы должны гордиться, что на нашу долю выпала высокая миссия? — с нервным смешком бросил Блондин.

— А почему бы и нет? — сказал я. — Это, знаете ли, многое компенсирует…

— Но что они увидят? — спросил Бородач. — Штенгера? Идиотов-самоубийц? Сытых бездельников?

Он прав, подумал я. Столько нелепостей в этом мире, и если, основываясь на его истории и повседневности, кто-то начнет судить о человечестве только по нему… Да если еще какой-нибудь негуманоид, со своей логикой и своими представлениями о Разуме… Преспокойно можно наломать Дров, и кто поручится, что уже не наломали?

— Значит, мы попросту марионет-ки? — спросила Кати. — Куколки?

— А вот это вряд ли, — сказал я. — Я тебя не утешаю, ты не думай. Все говорит за то, что вмешательство в вашу жизнь ограничилось вашим созданием. Дальше вы шли сами. Ну и что из того, что у вас за плечами нет тысячи лет истории и тысячи поколений предков? Главное — ЧТО вы делаете и КАК вы это делаете. Если бы я сомневался, что вы люди, я вернулся бы на теплоход, не нарушая приказов. Я, как вы могли заметить, остался. Вы вряд ли поймете, чего стоит офицеру с безупречной репутацией нарушить приказ…

— Зачем вы остались? — спросил Бородач.