Румбы фантастики

Объявление действовало, но как-то в четверг, когда он выкладывал паркет, сотрудники попытались войти. Он на них так рыкнул — нечего, мол, здесь шляться, работать мешаете, что те поспешно ретировались, в основной массе своей; молодежь и к ней примкнувшие отправились загорать на пляж. А Николай Свиридович, поплотнее натянув шапку-ушанку, чтобы уши не мерзли, вновь взялся за молоток.

Он теперь и домой не уходил. Так изредка, чтобы пополнить запасы чая и бутербродов. Тут жена на курорт уехала — чего дома делать? Он пару часиков прикорнет в углу на тулупе и опять за работу.

К исходу второй недели, что-то еще такое делая, Николай Свиридович почувствовал, что зверски устал. Инструменты валились из дрожащих рук, в голове стояли звон и туман, ноги подкашивались.

Все было неладно. За последнее время он ни разу не вспомнил о странном аппарате, исправно гудевшем в его кабинете. Ведь не так задумывалось, не то получилось. Должен был аппарат этот по-другому функционировать. И бросить бы сейчас работу, да не удается, гонит какая-то сила, принуждает.

Билось одно воспоминание в отупевшем мозгу, не давало покоя. Нетвердыми шагами, превозмогая себя, он прошел к столу, слабыми пальцами покопался в личных карточках сотрудников, достал карточку зама.

Так вот же оно! В графе «образование» у Геннадия Петровича стояло: факультет электроники, инженер-программист.

Все стало ясным Николаю Свиридовичу. Понял он, что, разговаривая со знакомцем об аппарате и программе для него, не выключил селектор и зам все слышал и, заинтересовавшись, пробрался в кабинет начальника. А узнав программу, стер ее и ввел свою, чтобы неповадно было Николаю Свиридовичу, чтобы сам почувствовал, на своей шкуре, каково это, когда работа и работа и ни просвета впереди, ни субботы, ни воскресенья.

Ах, подлец, ах, подонок, ах машина гадская!

Николай Свиридович из последних сил поднял аппарат и обрушил его на пол с треском, звоном и коротким замыканием!

Потом добрался до подоконника, распахнул окно, содрал с головы шапку и вдохнул теплый летний воздух.

Сел за стол, взял чистый лист бумаги и написал заявление об уходе. По собственному желанию. Потом расстелил тулуп на полу, лег и сразу заснул. И спал долго.

Александр Силецкий

Программа на успех

Уже и не помню, что тогда сказал. Наверное, какую-нибудь глупость. Я частенько брякал невпопад, когда вызывали к доске… Но то, что было после, запомнил очень хорошо.

Наш старый учитель, человек добрейший и немножко странный — таких еще называют «фанат»: фанат порядочности и фанат науки, так вот, учитель наш поднялся вдруг из-за своего обшарпанного, сплошь залитого чернилами стола и не спеша шагнул ко мне. И, помнится, сказал:

— Ну, будет. Надо делом заниматься. Хватит в дреме пребывать. Эх, ты, невежа!

И эдак легко, словно бы шутя, совсем легонько, то ли стукнул, то ли потрепал меня по затылку — кончиками пальцев, я почти и не почувствовал прикосновения… Но ведь на глазах у всего класса! Стыд, и только!.. Собрался я от обиды зареветь — но тут странная какая-то волна захлестнула мой убогонький умишко, даже не волна, скорее, нечто вроде молнии вспыхнуло в мозгу и отдалось по всему телу… Я не упал, не закричал, хоть и хотелось. И голова не закружилась. Это состояние владело мной ничтожно краткий миг, не память о случившемся, а само это — даже и не знаю, как назвать, — после чего как будто все (возник вдруг тайный уговор, да? — только не пойму, какой…) осталось неизменным. Я понуро и безропотно отправился к себе на место.

С тех пор миновало двадцать лет. Без преувеличения, моя жизнь летела по прямой, словно гоночный автомобиль в рекордный свой заезд. Казалось, помимо моей воли, что-то сверхмогучее несло меня — вперед, вперед, нигде подолгу не задерживаясь, не давая оглядеться и передохнуть. В классе стал первым — и по успеваемости, и по всяческим общественным нагрузкам. Институт закончил с блеском и благополучно поступил в аспирантуру. Кандидатскую сделал быстро и был удостоен лестных отзывов от самых уважаемых светил. Потом — защита докторской, все мыслимые премии — за разработки и открытия, без лишних проволочек — член-корреспондент, а вскорости — и академик. Было мне всего-то тридцать два… Я получил в свое распоряжение огромный Институт кибернетических проблем. Казалось бы, чего еще?

И вот однажды, в свой приемный день, сидел я в кабинете, ожидаючи законных визитеров. Впрочем, их случались единицы, так уж я постановил: по пустякам — есть завотделами, местком, в конце концов; а по проблемам крупным — слушайте, ведь я не бог и не всесилен, обращайтесь-ка в инстанции повыше. Я любил науку, но просителей и жалобщиков в ней — не выносил. Будем откровенны, я всего добился сам, и, полагаю, от того науке — только польза. Никогда не клянчил, не одалживался. Почему ж другим давать поблажки? Да и спокойней жить, когда не отвлекают… Лучше сознаешь свою неоценимость. В настоящем деле — это точная гарантия успеха.

Так вот, сидел я у себя и ждал… Любая роль таит подспудные издержки.