Румянцев-Задунайский

Готовя крупные поиски за Дунай, Румянцев в то же время не терял надежды выманить неприятельские силы из Журжи и других крепостей на просторы Валахии и дать им генеральное сражение. С этой целью он приказал генералу Эссену отвести вверенный ему корпус к Бухаресту и занять выгодные оборонительные позиции в четырех верстах от города.

Из военачальников армии Эссен был самым пожилым: ему шел шестидесятый год, однако он сохранил в себе еще достаточно сил, чтобы не отставать от молодых. Так же, как и молодые, он всегда ездил верхом, коляской никогда не пользовался. Словом, пороху в нем было еще достаточно. Недоставало лишь боевого опыта. Большую часть войны ему пришлось просидеть с войсками в Польше. А там многому не научишься. Там были стычки с конфедератами, но не было баталий, подобных Кагульской. Когда он вступил в должность командира действующего корпуса, ему показалось, что положение с опытом можно легко поправить, и смело напал на Журжу. Однако смелость дорого обошлась его войскам: под стенами крепости полегло более тысячи человек. Ничего не достигнув и никому ничего не доказав, он вынужден был отступить. Румянцев простил ему неудачу и принял меры не только к восстановлению, но и усилению боеспособности его корпуса. После понесенных потерь полки были доукомплектованы за счет резерва. Кроме того, корпусу была придана еще одна кавалерийская бригада под командованием князя Долгорукова.

Оборонительную позицию для корпуса Румянцев выбрал сам. Это была на редкость удачная позиция: цепь небольших высоток, а перед высотками совершенно открытая долина, которую никак нельзя миновать при движении войск со стороны Журжи. Высотки как бы перегораживали дорогу к Бухаресту. Устроив на них ретраншементы и установив сильные батареи, здесь можно было выстоять перед значительно превосходящим противником.

— Даже в том случае, если противник будет превосходить вас в пять-шесть раз, — объяснял Румянцев Эссену, — вы сможете легко продержаться до подхода главных сил.

Румянцев помог Эссену правильно расположить силы корпуса на занятой позиции, дал ряд советов на случай внезапного нападения турок и только после этого вернулся в главную квартиру.

До начала сентября Румянцев жил в палатке, но с наступлением осенних холодов по настоянию доктора вынужден был перейти в снятый для него дом богатого молдаванина-виноградаря. К нему стали возвращаться приступы лихорадки, и доктор требовал соблюдения постельного режима. Румянцев и сам понимал, что в его положении нельзя перегружать себя поездками, что следует отлежаться в тепле. Но разве улежишь, когда наступают решающие дни кампании!

В доме сельского богатея Румянцев жил не один, а почти со веем своим штабом. Сначала к нему перебрался дежурный генерал Ступишин, потом секретарь Безбородко, а за ними и некоторые другие чины. Нашел себе здесь закуток и армейский доктор. Ступишин считал, что присутствие доктора рядом с фельдмаршалом просто необходимо.

В тот день, когда Румянцев вернулся из-под Бухареста, доктора дома не было. Он появился только вечером и был чуточку навеселе, чего за ним никогда не замечалось. Объясняя свое состояние, он сказал, что пришел с пирушки, устроенной медицинскими чинами армии по случаю повышения им жалованья.

— Имею честь доложить, — предстал он перед Румянцевым, — первый тост был за здоровье вашего сиятельства, потому как сим повышением обязаны вам. Мои сослуживцы просили меня передать вашему сиятельству глубокую благодарность.

Румянцев нахмурился. Он не испытывал удовольствия от выслушивания благодарностей.

— Как с опасностью чумы?

— Опасность, можно сказать, теперь миновала.

— А больные?

— Их число уменьшается. Скоро всех излечим, — добавил доктор с самоуверенностью, внушенной хмельным состоянием.

— Всех, а меня излечить не можете, — усмехнулся Румянцев.

— Так вы же нас не слушаетесь! Сколько я вам говорить изволил: лежать. А вы не лежите. Все куда-то ездите, да еще верхом! Отлежитесь, а потом, пожалуйста, хоть вприпрыжку…

— Хорошо, — пообещал Румянцев, — с этого дня буду лежать.

Он и в самом деле покорился постельному режиму. Три дня кряду почти не вставал совсем, послушно выпивал все пилюли, какие предписывал доктор. Собственно, ему и ездить было некуда. Приготовления к наступательным операциям по сути дела были завершены, оставалось только ждать вторжения турок в Валахию, чтобы привести планы в действие.

На четвертый день Румянцеву стало легче, доктор разрешил работать, но с условием, чтобы оставался в тепле и никуда не выезжал. На своем условии доктор настоял даже тогда, когда к фельдмаршалу прискакал генерал Эссен с известием о предпринятом турками наступлении на Бухарест. У генерала был такой взбудораженный вид, словно доставленное им известие по своей значимости не шло ни в какое сравнение с тем, что случалось до этого.

— Каким числом противник? — спокойно спросил Румянцев.

— До тридцати тысяч конницы и до семи тысяч пехоты.

Эссен сообщил, что неприятель остановился лагерем у деревни Попешти, в шести верстах от его корпуса, и намерений к атаке русских позиций пока не выказывает.