Румынская повесть 20-х — 30-х годов

Торопливыми движениями Витория навела подобие порядка: с сырой, прогнившей поклажи сняла потник и накрыла им останки Некифора Липана. Не проронила при этом ни слезинки. У парня вид был совсем потерянный. Лишь теперь он начинал понимать, что перед ним лежит прах отца. Он плакал как ребенок, раскрыв рот, и глаза у него сделались совсем маленькими. Женщина стояла, сложив руки под грудью, и озиралась, чтобы запомнить место. От каменного парапета крутая стена шла отвесно, как в пропасть. Наверху стена была вымощена гладкими каменными плитами. До дна оврага было около двадцати метров. Внизу берег был подрыт потоками, напротив виднелась плоская площадка, охраняемая остриями скал. Дальше овраг уходил вниз. Тесное, уединенное, скрытое от глаз место. Только лучи солнца пробирались сюда. Никаких тропок поблизости, ни единого выхода к соседним косогорам. Тут-то и было суждено найти свою смерть Некифору Липану: сраженный вражьей рукой, он рухнул сюда, как в колодец. Никто не мог увидеть следов злодеяния. Путники бездумно проезжали мимо. Чабаны к этим местам не приближались. Только осеннее солнце всходило и заходило над одиноким телом и убитым конем. Черные дожди заливали их. Орлы и стаи воронов над ними кружились. А в ночное время сюда из соседних оврагов пробирались дикие звери и остервенело рвали тело. Собака была единственным свидетелем: она сидела тут, пока голод не прогнал ее к живым. Потом не раз, должно быть, возвращалась — все ждала чего-то. Но вот запуржило, снежные заносы скрыли овраг. А теперь солнце опять его очистило, освободило от снегов, и собака, проходя верхом, почуяла знакомый запах и оповестила хозяев.

Заметив, что сын еще не опамятовался, Витория сама определила расстояние до дороги и стала думать, как выбраться наверх. Пощупала ногой стену оврага и, хватаясь за каменные выступы, нашла крутой и извилистый путь.

— Дело у меня там, наверху! — крикнула она Георгицэ. — Сейчас ворочусь.

Добравшись до парапета, позвала пса:

— Лупу, сюда!

Собака легко взобралась по ее следам. Она привязала ее рядом с конями — пусть сторожит от проезжих. Порывшись в поклаже, нашла спички и свечу и спустилась с ними на дно оврага. Затеплив свечу, пристроила ее в береговой нише.

Новая, неведомая сила сквозила в ее движениях, во взгляде.

— Оставайся здесь, Георгицэ, — сказала она, — и приглядывай за отцом. А я немедля съезжу в Сабасу, оповещу людей. И тут же ворочусь на подводе с господином Томой; надо перевезти покойника в деревню, предать земле согласно обычаю.

— Хорошо, матушка, — выдохнул Георгицэ. — Я постою тут, как ты велишь.

— Стой, Георгицэ. Я долго не задержусь. И следи, чтобы свеча не погасла.

Она опять выбралась на дорогу и уехала, оставив собаку сторожить вторую лошадь.

Георгицэ смотрел на огонь свечи. В косых лучах солнца язычок пламени был почти не виден. Сам того не сознавая, паренек сидел боком, почти спиной к потнику, под которым лежали кости, хрящи, волосы и вещи отца. Не то чтобы испытывал отвращение, — он просто сроду не видывал такой мрачной картины. Подняв глаза, посмотрел вдаль и только теперь осознал, что находится в совершенно пустынном месте, среди скал и оврагов под высоким небом. Лес был рядом. На дне пропасти — он это знал — еще белели снежные острова. Лучи солнца переместились к вершинам елей и гор. Краем глаза он увидел, как в тени ущелья крепчает огонь свечи. Тишина стояла такая, словно все вокруг окаменело в закатном сиянии. Он тоже застыл, вслушиваясь в удары собственного сердца. И вздрогнул лишь тогда, когда сверху из золотистого сияния донесся клекот орла. Зов повторился дважды. Он увидел птицу. Распластав крылья, она медленно парила в небе. Двигалась только голова, словно птица за ним наблюдала. Издали донесся ответный клик. Орел полетел в ту сторону. Небо опустело, и вскоре парню стало казаться, что с вышины на него хлопьями сеются сумерки. Он убеждал себя, что ему совсем не страшно. Хотелось только, чтобы поблизости была живая душа. Но собака находилась наверху, рядом с лошадью. Лишь однажды донесся ее лай. Надвигалась ночь, а собака все молчала. Значит, никто более не проезжал по дороге.

Мерцали звезды. Ожил легкий ветерок.

Из пропасти донеслось поскуливание какого-то зверя. А может, это только показалось. Жаркая тревога молнией ударила в голову. Вскочив на ноги, Георгицэ лихорадочно нащупал дорогу, по которой поднималась мать. Царапая ногтями землю, отталкиваясь пятками, он взобрался наверх, взмокший, запыхавшийся. Конь негромко заржал, подошла собака. Ему показалось, что здесь, наверху, у дороги, мрак не такой густой. Скоро выйдет луна, зальет светом окрестности. И станет видно дно крутого разлога. Там покойник, обернутый в потник, поднявшись во весь рост, просит последнего благословения и молитв, которых не дождался в положенное время.