Румынские мифы. От вырколаков и фараонок до Мумы Пэдурий и Дракулы

Румынская мифическая и сказочная ботаника вовсе не ограничивается перечисленными деревьями — фольклорист Симион Флоря Мариан посвятил этой теме исследование, занявшее три тома! А наше путешествие по румынскому потустороннему миру затронет еще один ботанический вопрос: растение mătrăguna, чье название перевести сложнее, чем кажется. О нем поговорим подробнее в седьмой главе.

ЧЕТЫРЕ СТОЛПА РУМЫНСКОГО МИФОЛОГИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА

«Миорица» и «миоритический народ»

«Миорица» (Miorița) — пасторальная баллада, которая считается одной из вершин румынского народного творчества. Писатель Алеку Руссо записал ее в 1846 году в монастыре Собежа, где находился в ссылке, а потом отправил писателю, поэту и публицисту Василе Александри, который занимался фольклорными исследованиями. Александри опубликовал балладу в журнале «Буковина» в 1850 году, а после смерти Руссо отыскал и записал другой вариант «Миорицы», который также был опубликован. Впоследствии было установлено, что существуют сотни версий баллады, которые хоть чем-то друг от друга отличаются, и вариант, который записал Алеку Руссо, — самый распространенный в устной народной традиции.

Советская марка 1989 года, посвященная поэме «Миорица»

Wikimedia Commons

Точно неизвестно, когда возникла «Миорица»: по этому поводу есть очень разные предположения, варьирующие от сравнительно недавнего появления баллады (примерно в XVIII веке) до XIV–XV веков. Попытки датировать «Миорицу» включали даже изучение реальных конфликтов между пастухами, сезонной миграции и различных аспектов экономических отношений, свойственных, как определил фольклорист Адриан Фоки, периоду развитого феодализма. Другой исследователь, Думитру Каракостя, пришел к выводу, что «Миорица» появилась во время относительного единства румынских народов (то есть до отделения арумынов, проживающих в южной части Балкан), в конце первого тысячелетия нашей эры.

Многие исследователи, пусть и в рамках разных теорий, не исключали присутствие в «Миорице» дохристианских элементов, что позволяет говорить о по-настоящему глубоких корнях баллады.

Сюжет «Миорицы» довольно простой и отчасти напоминает сказки разных народов, в которых про тайное убийство невинной жертвы рассказывает какое-нибудь животное или неодушевленный предмет — например, пастушеская дудочка (флуер). Но сходство кажущееся, потому что в балладе все происходит наоборот: когда вещая овечка Миорица предупреждает своего пастуха, молодого молдаванина, о том, что собратья по ремеслу — трансильванец и вранчанин — собираются его убить из зависти, он ничего не предпринимает, чтобы спастись, а просто дает ей инструкции относительно того, что надо сделать после свершившегося убийства. Прежде всего похоронить рядом с кошарой:

— Миорица, ярка!
Если ты знахарка,
Смерть придет за мной
В темноте ночной…
Лишь сверкнут ножи,
Ты врагам скажи,
Что мои останки
У моей стоянки
Положить должны,
Где всегда слышны
Стук копыт ночной,
Лай сторожевой…[8]

Говорящая овечка-знахарка (или «вещая овечка» — oaie năzdrăvană) кажется совершенно сказочным персонажем, как и вещий конь Нэздрэван, однако стоит заметить, что такие были в каждой отаре! «Вещей» называлась самая смышленая овца, к которой пастух присматривался, чтобы лучше понимать стадо целиком. Следуя той же логике, словом «нэздрэван(э)» могли обозначать очень умного пса или коня. А то, что в сказках эти существа еще и разговаривают, на самом деле, не такая уж важная деталь.

Пастух в национальном костюме. Рисунок Кароля де Сатмари (1880)

Wikimedia Commons

Но вернемся к балладе. Пастух также попросил, чтобы все три флуера поместили у изголовья его могилы, и пусть на них играет ветер, а овцы плачут, собравшись вокруг. Миорица не должна была никому рассказывать о случившемся, а для старушки-матери пастух сочинил отдельную историю: ей надо было поведать о том, что он женился на прекраснейшей в целом свете принцессе и во время свадьбы с неба упала звезда. Венцы для жениха и невесты держали луна и солнце, вместо священников были гигантские горы, а вместо свидетелей — буковые деревья; дескать, живет он теперь в удивительном краю на другой стороне рая.