Рунная птица Джейр (СИ)

– Нам надо идти, – мягко сказал отец Питри, коснувшись плеча Янки.

Инквизитор и Ярре зажгли в зале несколько светильников, в которых еще не высохло масло. Теперь можно было хорошо разглядеть двустворчатую широкую дверь, окованную медью. На медных пластинах была искусная чеканка, изображающая сцены Дня Воссоединения – великого воскресения мертвых в конце времен, когда те, кто любил друг друга при жизни, встретятся в царстве Божьем, чтобы не разлучаться никогда. Отец Питри толкнул двери, и створки со скрипом разошлись, открывая вход в усыпальницу. Резко запахло тлением и сыростью. Вельфгрид встал на пороге, настороженно зарычал. Ярре передал факел Янке и взялся за лук.

– Не стоит, – сказала княжна. – Нам никого не придется убивать.

Отец Питри вопросительно посмотрел на девочку. Но Янка уже шла мимо старых каменных саркофагов к красивому, отделанному резьбой и позолотой деревянному гробу в правом дальнем углу склепа. Подошла ближе и опустилась у гроба на колени.

– Это здесь, – вздохнула она.

Отец Питри кивнул и обнажил освященный кинжал, однако Янка велела ему убрать оружие.

– Разве мы не пришли, чтобы покончить с этим, ваше высочество? – спросил инквизитор.

– Я же сказала, отец Питри – мы не станем убивать ее. Отойдите, прошу вас, – тут Янка как-то странно посмотрела на мужчин. – Вы пугаете ее.

Ярре почувствовал, как по спине пробежал холод. Янка положила ладони на крышку нарядного гроба и начала ее гладить. Несколько мгновений было так тихо, что было слышно, как падают с горящих факелов капли смолы. А потом все услышали молодой женский голос, который шел будто из-под земли.

– Кто ты? – спросил голос. – Зачем ты здесь?

– Роза, это я, Янка Трогорская, – сказала княжна и улыбнулась. – Ты помнишь меня?

– Янка? Княжна Трогорская? – Послышался тяжелый вздох, от которого даже у отца Питри зашевелились остатки волос на голове. – Я.. я помню тебя.

– И я тебя помню, Роза.

– Маленькая Янка с двумя косичками и в платье из голубого зараскардского шелка, – сказал голос. – Это было давно. Я помню, что я сама тогда была очень молодой.

– Да, и мы так славно с тобой играли. Было здорово.

– Зачем ты пришла?

– Я хочу помочь тебе, Роза.

– Помочь? – Голос дрогнул. – Ты хочешь остаться со мной?

– Нет. Я пришла дать тебе покой.

– Он мне не нужен. Покой пугает меня. Он похож на сон без сновидений. Мне было очень холодно, а потом я услышала звук. Кто-то протрубил в рог, и я поняла, что пришло мое время вернуться к людям.

– Роза, ты причиняешь им боль.

– Я люблю их. Каждый раз, когда я вижу девушку, я хочу, чтобы она стала моей подругой. А когда вижу ребенка, мне хочется обнять его и поцеловать. Ведь у меня никогда не будет своих детей.

– Ты приносишь им смерть.

– Я приношу им мою любовь, – ответил голос. – Она бесконечна, как мир, в котором я живу. Я искренне, всем сердцем люблю их, хочу, чтобы они были рядом вечно. И тебя я тоже люблю, Янка. Ты ведь останешься со мной навсегда?

– Ты этого хочешь?

– Очень, – голос вновь дрогнул, и опять раздался вздох, заставивший всех живых в склепе испытать темный ужас. – Это одиночество невыносимо. Я боюсь его. Только с приходом ночи я могу спастись от него. Но теперь ты со мной, и мне совсем не страшно.

– Ты не можешь упокоиться?

– Я все время думаю о той, прошлой жизни. Она закончилась так быстро. И Бернард, мой Бернард – он ведь забыл меня, да?

– Он помнит тебя.

– Ты лжешь. Я знаю, что он забудет меня и женится на другой.

– Он не забудет. Он любит только тебя. Однажды вы встретитесь и вечно будете вместе, Роза.

– Я не верю тебе.

– Поверь, я знаю. Только надо набраться терпения и забыть о своем горе. Надо успокоиться.

По склепу пронесся тихий зловещий смех. Вельфгрид припал к полу и зарычал, отец Питри сделал охраняющий знак.

– Успокоиться? – спросил голос. – Ну, уж нет. Пришло мое время, маленькая девочка. Ты знаешь это не хуже меня. Там, за дверями меня ждет живая кровь, и она дает мне жизнь. Ты не заставишь меня вновь вернуться в эту мерзкую пустоту, от которой мое сердце холодеет и перестает биться.

– Это не жизнь, это иллюзия жизни, – твердо сказала Янка. – Ты ведь знаешь, что покой лучше. Тебя не будет сжигать этот страшный голод, ты забудешь про боль и страдания. Ты будешь наслаждаться тишиной и безмятежностью до того дня, когда не черный рог, а голос Божий призовет тебя, и ты пойдешь с Бернардом к алтарю. Ты ведь мечтаешь об этом, Роза?

– Кто со мной говорит? – прошипел голос. – Ты говоришь со мной голосом Янки Трогорской, но ты не она.

– Я говорю. И я говорю правду.

– Может быть… я…. Я хочу верить тебе, но я так боюсь мучений пустоты.

– Я могу спеть тебе песню, и ты успокоишься. Хочешь?

– Песню? Я очень давно не слышала песен. Спой, прошу.

Янка откинула волосы со лба, закрыла глаза, глубоко вздохнула и запела. Сначала тихо, едва слышно, а потом громче и громче. Голосок у нее был полудетский, красивый и очень печальный. Она пела старую песню, которую часто пели дворовые девушки Трогорских за рукоделием: