Рунные витражи

А вот с дамами дело обстояло хуже. Дамы майя, так изысканно одетые, что казались раздетыми, поглядывали на Джона из-за раскрашенных вееров, жеманно хихикали и задавали совершенно нелепые для представителей столь просвещённого народа вопросы: «Это правда, что в Винландии тероподы гуляют на улицах?», «Это правда, что у вас принято есть руками?», «Это правда, что в Винландии до сих пор живут дикие племена?» Или, ещё хуже, бесцеремонно интересовались, что он думает по поводу женщин майя, и хлопали ресницами. А когда он мучительно краснел и косноязычно мычал что-то в ответ, заливались визгливым смехом. Им подтявкивали крошечные, с ладонь размером, заврики, которых дамы зачем-то держали в своих сумочках. Когда Джон поинтересовался, для чего они носят с собой только что вылупившихся ящеров – неужели выкармливают? – ему рассказали, что это такая мода и что на самом деле завры эти взрослые, просто пигмейные. Что далеко на юге есть земля под названием Магеллания, в джунглях которой живут пигмейные люди ростом с ребёнка, и завры у них тоже пигмейные. Что один из путешественников привёз такого своей жене в подарок, и каждая дама столицы тут же возжелала себе такого же, и потому в Магелланию отправили целую экспедицию, которая привезла обратно пигмейных завров в сумочки для красоты – и пигмейных людей в дома для обслуги… Дамы вообще очень, очень много говорили, и Джон частенько с тоской вспоминал сестру; когда-то он считал Эллу болтушкой… Как же он ошибался! Он ошибался, считая Эллу болтушкой, он ошибался, считая, что Теотиукан – это лучший город мира, он ошибался, считая Апачи самым скучным и унылым местом на земле…

Наконец месяц спустя празднования закончились, и Джон решил, что теперь ему пора возвращаться обратно. Он заработал десять тысяч награды и ещё тридцать – на ставках. Это такая уйма денег, что ему больше не нужно будет ездить по Винландии с «Наездниками Бэнкса». Он сможет купить свой дом. И ранчо… Может, он даже уговорит Джордан уехать с ним…

– Ты с ума сошёл? – попытались отговорить его агенты, Альфред и Бруно. – А гастроли по другим городам Майя? Ты – победитель Игр! Ты хоть знаешь, какие тебя ждут развлечения!

– Знаю, – отрезал Джон. Он знал, какие его ждут развлечения, и знал, что они будут ему не по душе.

Альфред и Бруно, рассчитывавшие заработать на популярности Джона побольше, сникли.

– Давайте мне мои сорок тысяч, и я еду обратно, – заявил Джон.

– Мы не можем прямо сейчас отдать тебе эти деньги, – ошарашили его агенты. – Видишь ли, мы заботимся о твоей выгоде, и твои деньги мы вложили.

– Куда вложили? – подозрительно нахмурился Джон. Единственное вложение денег, которому он доверял – это хорошая жестянка, зарытая во дворе дома.

– В акции золотодобывающей компании. Понимаешь, на севере обнаружили золотые месторождения, и если вложить в прииски доллар, то вскоре можно получить десять. То есть твои сорок тысяч могут превратиться почти в полмиллиона.

– Что мне делать с полумиллионом? – удивился Джон. Ему бы не хватило всей жизни, чтобы потратить даже часть этих денег. – Мне не нужно полмиллиона, мне хватит и сорока тысяч. Давайте мне их обратно.

– Мы не можем! Честно! – молитвенно приложил руки к груди Бруно. – По условиям вклада, мы не можем снять деньги раньше, чем через три месяца.

– Хорошо, – стиснул зубы Джон. – Я согласен на гастроли на три месяца. Потом вы снимаете мои деньги, и я еду домой.

– Но чтобы твои сорок тысяч превратились в четыреста, нужно больше, чем три месяца, – заметил Альфред.

– Мне всё равно, – отмахнулся Джон и вздохнул – перспектива провести ещё три месяца, гастролируя по Майя, его совсем не радовала.

А потом усмехнулся. Сказал бы ему кто десять лет назад, когда он сидел у вокзала и начищал сапоги, что однажды он будет ходить по белым улицам Теотиукана, вдоль знаменитых золотых пирамид, и всё, чего будет хотеть – это вернуться в Гринфилд, – ни за что не поверил бы.

* * *

Джон сошёл с поезда в пыльных сапогах из потёртой кожи дроозавра, с одной сумкой за спиной и десятью долларами в кармане – ровно столько он выиграл когда-то на родео «Наездников Бэнкса», которые приехали с гастролями в Гринфилд.

Неподалёку от железной дороги стояло стадо цератопсов, дожидаясь товарняка, двое динбоев подгоняли отбившихся завров. В воздухе разносился запах навоза, паровозного дыма, рёв и клёкот цератопсов – и знакомые звуки гармоники.

– Не желаете начистить сапоги, сэр? – обратился к Джону мальчишка, сидевший поодаль от дверей станции, рядом с ним лежал ящичек с кремами и щётками.

– Нет, парень, спасибо, – ответил он.

Работный дом позади салуна показался Джону ещё более тесным, чем прежде.

– Бетти Грэм? – переспросила хозяйка, подслеповато щуря глаза. – Да она уж год как умерла, да. Всё сына ждала, говорила, он у неё чемпион родео, ездит по всему миру. Говорят, сейчас он в Майя. Знаете, сколько он ей перед отъездом денег оставил? Но – вот, не дождалась она его. Элла? Элла замуж вышла, живёт через три дома от почтовой станции. У неё уже и сынок есть. А вы им родственник какой будете?