Руны огненных птиц

– Однажды нойте нужно было нарвать трав, что росли только у водопада, а мне пришлось отвлечь нёккена. Иначе б он сильно прогневался, заметив, что кто-то рвёт его травы.

– Ты хоть сам-то веришь в то, что рассказываешь? – усмехнулся Хаук. – Уж я-то в своей жизни многое повидал. И крепости из камня высотой с гору, и людей с чёрной, как сырая земля, кожей, да только твои рассказки больше на небылицу похожи, нежели на правду.

– Так и скажи, если не хочешь слушать, – лукаво оскорбился Ситрик.

– Отчего же?

Хаук хмыкнул и упёр голову в кулаки, поставив локти на стол. Он хотел выслушать странника, и тот рассказал ему о том, как гостил у альвов. В этот раз Ситрик говорил неважно и скупо – ночная погоня изнурила его.

– А что же, ты, наверное, и стихи слагать умеешь? Учил ли тебя нёккен этому? – хитро прищурившись, спросил старик.

– Не пробовал пока, – честно ответил Ситрик.

– Так этому я тебя научу.

Старику, как подумал парень, захотелось перещеголять в мастерстве и его самого, и духа водопада. Улыбка не сходила с лица Ситрика, но стоило ему задуматься о времени, как лицо его потемнело.

– Мне идти уж пора. Ты прости меня.

Хаук побледнел, услышав это.

– Тебе так срочно надо в город?

– Хотелось бы.

– А после ты куда? Иль в Онаскане остаёшься?

Ситрик задумался. Вот и снова его настигло неясное ощущение страха перед возвращением в город. Что ждало его там? Кто ждал его там? Мать, наверное, успела его схоронить и выплакать все слёзы. Он тяжело вздохнул и протёр лицо руками. Кем он был прежде и кем стал? Есть ли ему такому место в прежней жизни?

– Не знаю, – ответил он. – Я бы хотел свидеться с матерью, если с ней всё в порядке. А после…

– Приходи ко мне играть, – перебил его Хаук. – Я бы послушал тебя ещё.

Ситрик уставился вглубь дома. Неудивительно, что старик звал его к себе. Ему здесь было одиноко. Неожиданно Ситрик наткнулся глазами на обувь, стоящую под лавкой. Башмачки были маленькими – на ногу подросшего мальчика или женщины.

– Ты один живёшь? – зачем-то спросил Ситрик.

Старик кивнул и, недолго промолчав, произнёс:

– Мою дочь украл лихой человек. Совсем скоро будет год как…

У Ситрика от этих слов похолодели пятки. Он наконец понял, кто перед ним.

– Прошу за неё у духов. Верю, что жива она и здоровёхонька.

Парень не смог поднять глаз на старика. У него и язык не повернулся бы рассказать отцу о том, что стало с его дочерью.

– Что с ней – не знаю, – продолжил Хаук. – Только речка в этом году промёрзла так сильно, как никогда прежде. Почти до самого дна. Редко в какой год тронет её лёд. А как морозы прошли наконец, я заметил, что река остановилась. Здесь прежде было сильное течение, а теперь стоячая вода. Верно, что теперь озеро, а не река.

Ситрик сжал пальцами края рукавов. Исток реки погиб, иссякнув, вместе с её хранителем – речным богом…

– Не знаю почему, но мне самому хочется думать, что реке без дочки моей жизни нет, – произнёс Хаук, и голос его сник. – Я слыхал о таком сейде от лесных людей. Да только не думал, что это правда. – Тут Хаук болезненно натянул на лицо улыбку, что плохо скрывала его скорбь, и сказал: – Но в то, что у нёккена в самом-то деле можно научиться музыке, я тоже не верил.

– Я подумаю, – прошептал Ситрик.

– Чего это?

– Я подумаю над тем, что ты предложил мне.

– Ах, это. – Хаук вздохнул, и улыбка его стала больше походить на счастливую. – Приходи ещё, конечно. Из Онаскана досюда недалече. Может, ещё что расскажешь.

Ситрик кивнул. Старик хорошенько отпил из своей кружки, промачивая внезапно высохшее горло, а после произнёс:

– А ты ведь, как кажется мне, немногим младше моей дочери будешь. Занятно только, что волосы у тебя похожи на седые. Как у старика какого-то. У меня и то темнее будут.

Гость не нашёл что ответить.

– Молод ты ещё. Не пропадай в пути.

– Столько прошёл и ещё пройду.

– То-то верно. Вот только рана у тебя на плече такая… Опасно с такой бродить.

Понимая, куда клонит Хаук, Ситрик произнёс:

– Прости хозяин, но мне нужно идти. Я обещал.

– Раз уж обещал, – протянул старик. – А мне не обещаешь?

Ситрик поднял взгляд на Хаука, и впервые он по-настоящему увидел глаза старика, так похожие на глаза Ингрид, досель прятавшиеся под мохнатыми бровями и седыми ресницами. Холодные, как лёд, с неимоверно тягучей болью внутри, но сильные, строптивые. Каким он был прежде в свои молодые годы? И какой была его жизнь? Откуда столько льда в его глазах?..

– Подумай хорошенько, – продолжал Хаук. – Может, останешься ещё. Окрепнешь, силы побережёшь.

– Не могу. Не сейчас, – тяжело произнёс Ситрик.

Руки его похолодели, будто огонь схлынул от них, и он позабытым, как ему самому думалось, жестом спрятал их в рукавах. Хаук поднялся из-за стола и принялся укладывать инструмент в короб. Старик печально улыбался каким-то своим мыслям, глядя на кантеле, и Ситрик боязливо поглядывал на его рот, ожидая, что хозяин дома снова произнесёт что-то невообразимо сложное простыми и обычными словами.

– А знаешь что? – наконец сказал Хаук и вытащил кантеле снова. – Пока не ушёл. Сыграй-ка для меня ещё…