Они обе замолчали. Как пропела старая нойта руну, так не отпускала она пальцев внучки. А Илька и не хотела отпускать таких до боли в груди знакомых рук. Кажется, всё она узнала о покрове, что хотела. Торопиться бы, да только лежали на душе камни и тянули её к илистому дну.
– Я не понимаю, Бабушка… Мне, верно, стоит по тебе скучать, да только нет у меня ни скорби, ни слёз. Пусто во мне, – наконец прошептала Илька.
– Так много свалилось на тебя, что ты не успеваешь заглянуть в неё, в пустоту-то, – произнесла Бабушка и, расцепив их пальцы, коснулась ладонью меж ключиц девушки. – А ты посмотри туда. Там пусто, потому что слёзки солёные всё выели. Придёт время – поплачешь. Не сейчас – так завтра, не завтра – так по весне… Всему своё время. Всему своё время. Не вини себя.
– Х-хорошо. Я постараюсь.
– Ты у меня старательная девочка. – Нойта улыбнулась. – Я знаю, что ты любишь меня и часто поминаешь добрым словом. Что тёплое слово на земле, то мертвецу под землёй перина. Потом поплачешь. Потом придёт.
Илька вздохнула, ссутулив плечи. Она заглянула Бабушке в лицо. Старая нойта улыбалась, и от её лица точно исходил свет, яркий здесь в кромешной туманной мгле.
– Бабушка, это ведь такое тяжкое бремя, верно, владеть колдовством…
– Тяжкое. Да только какое ремесло ты можешь назвать простым? Оно, мне кажется, слова в лесу собирать даже проще, чем по грибы ходить. Знай подмечай всё, как рунопевцы, да запоминай. Главное, не выходи из тела без надобности. Дюже это опасно…
– Я знаю, – шепнула Илька. – Мать не хочет, чтобы я колдовала.
– А мать твоя ничего не хочет. Она умеет только злиться. Вот её тяжкое ремесло. Твоё дело и нужнее, и краше. Я знаю, курочка, что ты готова его принять. Таковы уж мы с тобой – от работы не бежим да чар не боимся. Готова же?
– Теперь да… Но не знаю, была бы я готова, если б меня не вынудила Вамматар. Я же не для себя… Я хотела спасти нас с матерью.
– Не сразу, но пришла бы. – Бабушка улыбнулась. – Ты не знаешь, а уж я-то знаю. Сама такой была. Не ради Вамматар, так ради Гримы пришла бы ко мне сюда да испросила, как изготовить Зелёный покров. От тебя она бы его приняла. Дело наше не для себя, а для других больше. Нам остаётся его лишь принять, чтобы человек мог найти исцеленье иль тропинку к богам.
– Наверное, ты права, – пробормотала Илька и потупила взгляд.
Бабушка крепко обняла внучку, прижав её к себе. Илька уткнулась носом в родное плечо. Всё в ней было так же, как и прежде, лишь не слышалось стука сердца. Девушка зажмурилась и тяжело вздохнула, и старая нойта легонько похлопала её по спине.
– Ну всё, курочка, тебе идти пора, – принялась поторапливать Бабушка.
– Я не хочу уходить. Хочу ещё побыть с тобой.
– Не дело это среди мертвецов ходить-то. Будто не знаешь. – Голос старушки стал поучающим. – Иди, пока не потеряла себя. Я с тобой буду, пока помнишь меня. А если забудешь, так я и не обижусь. Будущее, оно теперь твоё, а не наше. Ну давай-ка, иди!
Илька поднялась с корня и тут же снова бросилась обнимать Бабушку, покачивая плечами.
– Иди! – совсем уж строго сказала старая нойта, но сжала внучку в объятиях крепко, а после отпустила.
– До встречи, – горько проронила Илька.
– До нескорой встречи, курочка моя, – сказала Бабушка и махнула рукой напоследок. – Только помни, что я тебе говорила. Да… и ещё. Имя моё не говори никому. Себе оставь, вдруг понадобится.
Илька кивнула и, в последний раз посмотрев на Бабушку, ушла в туман. Было слышно, как шелестит за её спиной крона могучего дуба. Это старая нойта заговаривала ей путь, чтобы был он лёгок и прост…
Страх схватил за волосы и никак не отпускал. Илька боялась, что время её давно уж вышло и она оказалась запертой здесь, в мёртвом мире, с проклятым зверьём и колдунами, не сумевшими найти обратный путь. Туман Туонелы, пахнущий гнилой болотной водой, лез в лёгкие и разум, усыпляя. Илька не знала, может ли дух её уснуть, как уснуло бы живое тело, но усталость плелась за ней, как тяжёлые куски грязи, налипшие к башмакам.
Стало тихо, как замолк медный звон дубовой листвы. Только чавкала под ногами влажная почва. Илька хотела бежать, но силы подводили её. Что там с ней? Она всё ещё у костра или её и Блоху уже сожрали голодные волки да растащили по лесу кабаны?
Надо идти. Вперёд по тропе через лес к полю, а с поля к реке. Нет, надо бежать. Надо бежать.
Она шла, хватаясь за стволы елей, чтобы не увязнуть в грязи. Грубая кора впивалась в ладони. Молча вставали на крыло птицы, внезапно и резко вырываясь из колючего плена еловых лап. Илька вздрагивала от каждого удара перьями о спёртый воздух. Туман сгущался и белел, стекая в низины. Вскоре невозможно стало рассмотреть что-то, что было дальше собственного шага. Илька замедлилась, теряясь в молочной пелене.
Кто-то тронул её за плечо, и, вскрикнув, Илька обернулась, чуть не свалившись в грязь на дороге. Чудом успела ухватиться за сухую ветку. Она подняла глаза и увидела перед собой мужчину…
– Эйно! – воскликнула Илька.
– Дочь, – еле слышно проронил он.
– Я… я не знала, что ты здесь, – произнесла внучка нойты.