Руны смерти, руны любви

Рикке подумала, что Хенрик говорит дело. Скорее всего, Татуировщик неуловим благодаря тщательной разработке своих планов. Он, скорее всего, и убивает раз в два месяца, потому что около двух месяцев уходит у него на подбор новой жертвы и слежку за ней. А проверить, часто ли Йокум отлучается из бара довольно нетрудно. Оле справится с этой задачей за один вечер. Потолкается среди завсегдатаев, отпустит пару замечаний в адрес бармена и составит впечатление. Ему же не алиби подтверждать надо, а просто уяснить, насколько часто отлучается из бара Йокум и как надолго. Но пока что никого не стоит вычеркивать из списка. Картин Оскара Рикке еще не видела и своего мнения о нем не составила, а Йокум вполне может похищать, насиловать и убивать после закрытия бара. Может, у него в подвале оборудована тюрьма, кто его знает? Миккель Сторм, чиновник из ратуши, который в начале девяностых годов отжигал не хуже Татуировщика, держал похищенных им людей в тайном отсеке собственного подвала, там же убивал и разрубал на части. И ни жена, ни двое дочерей ничего не заподозрили. И замаскированной стеллажами двери в тайный отсек в гараже не замечали. Как минимум шесть лет не замечали. В баре и подавно никто ничего не заметит. Рабочих для устройства тайной тюрьмы найти нетрудно – можно из Германии привезти каких-нибудь нелегалов из Ближнего Востока или Восточной Европы, расплатиться с ними наличными и отвезти обратно в Германию. Они даже не поймут, в каком городе подвал оборудовали.

Поиск преступника – очень увлекательное дело. Знать бы еще, в каком направлении двигаться.

9

Вот насколько готов был помочь Хенрик, настолько же не был готов помочь Оле. Все-таки между другом и бойфрендом есть огромная разница, особенно если друг уже немолод и ворчлив. Но Хенрик еще не став бойфрендом предложил Рикке помощь, у него просто характер такой, благородный. О корнях Хенрика Рикке ничего толком не знала (парочка ироничных замечаний в адрес покойного отца не в счет), но в Хенрике чувствовалась порода, врожденный аристократизм, благородство. А в Оле Рийсе ничего такого не чувствовалось, он был просто хорошим человеком с организмом, изрядно подпорченным нервной работой и плохими привычками. Воспитание у Оле тоже было иным, в частности он не давал себе труда скрывать свое дурное настроение от окружающих. К чести Оле надо было сказать, что на Рикке и своего босса Мортенсена он огрызался одинаково. Мортенсену даже больше доставалось. Но Рикке от этого легче не было. Она пришла в кабинет Оле, чтобы поговорить про Йокума Эрландсена, а нарвалась на грубость. Да еще какую! Выслушав Рикке, Оле выложил на стол карточку-удостоверение и пушку, а затем встал и жестом пригласил Рикке сесть на его место.

– Ты чего, Оле? – недоуменно спросила Рикке.

– Садись и поработай! – раздраженно ответил Оле. – Побудь на моем месте хотя бы денек и тогда, может быть, перестанешь давать мне дурацкие поручения!

– Я пришла посоветоваться…

– Я целый день только и делаю, что советуюсь! – взорвался Оле. – Маленький инцидент между курдами раздулся в огромное дело, к которому подключились недоумки из ПЕТ,[94] а эти ребята не любят работать сами, но превосходно умеют заставлять других! В Фолкетс-парке нашли женщину с перерезанным горлом, а в Христиании кто-то застрелил торговца травкой! И все этим должен заниматься инспектор Рийс, потому что Франнсен хоронит жену, у Ханевольда некстати разыгрался геморрой, Йоргенсен в отпуске, Эккерсберга услали по каким-то делам в Стокгольм, а Мортенсен годится только на то, чтобы руководить!

– А Беринг? – зачем-то спросила Рикке.

– Берингу тоже дел хватает! – отрезал Оле, продолжая стоять у стола. – А ты приходишь и заводишь речь про какого-то татуированного педрилу!

– Я психолог, Оле, – ледяным голосом (лед лучше всего приводит в порядок горячие головы) напомнила Рикке. – Поэтому я хорошо понимаю тебя и понимаю, что твое раздражение вызвано обстоятельствами, а не отношением ко мне и не обижаюсь. Но, тем не менее, минут через пятнадцать после моего ухода, тебе станет неловко, и ты захочешь сгладить свою грубость…

– И не подумаю! – проворчал Оле, садясь за стол.

– На всякий случай учти, что свежая информация по этому, как ты выразился, татуированному педриле, полностью сгладит впечатление от твоей истерики, – таким же ледяным тоном отчеканила Рикке и ушла к себе.

Через двенадцать минут ей позвонил Оле.

– Я, наверное, загляну сегодня вечером в этот твой бар, – сообщил он, как ни в чем не бывало. – Заодно побываю в цветочном магазинчике напротив…

– Мне будет достаточно информации, Оле. Можешь не тратиться на цветы.

– Рикке, ты чего? – удивился Оле. – Такому старому хрычу как я не подобает дарить цветы юным красавицам! Просто хозяин магазина мне кое-чем обязан, а он работает допоздна, целыми днями пялится на вход в «Коп ог унгеркоп» и явно должен знать твоего педрилу. В Вестербро принято интересоваться соседями.