Руны смерти, руны любви

Картин у Йерихау оказалось на удивление мало – всего двенадцать. Рикке почему-то казалось, что их должно быть много, не меньше тридцати-сорока. Небольшие такие картины, примерно шестьдесят на восемьдесят сантиметром или пятьдесят на семьдесят. Рисовал Йерихау маслом на холсте, тусклых красок не признавал, пропорции не соблюдал, детали не прорисовывал и потому без подписей Рикке ни за что бы не узнала, что именно нарисовано на картине – Мраморная церковь или, скажем, Круглая башня.[96]

Никакого сходства с рисунками Татуировщика. И подпись у Йерихау была непохожей на эти знаки. Подписывал он свои картины как школьник, выводя ровным аккуратным почерком имя, фамилию и дату создания картины. Совсем не то. Совсем-совсем не то.

Хенрик рассматривал картины долго, все то время, пока Рикке брала интервью у хозяина. Она представилась корреспонденткой газеты «Моргенавизен», которая делала материал про Хенрика Кнудсена и его галерею. Говорить, что какое-то издание заинтересовалось самим Йерихау, было бы неправильно – он бы в это не поверил. А так – вполне логично и есть повод задать несколько вопросов.

Вопросы Рикке составляла хитро – один по делу, другой для маскировки. С нормальным психологическим обследованием не сравнить, но общее впечатление составить все же можно. Хотя бы самое приблизительное.

Йерихау отвечал на вопросы пространно и охотно. Чувствовалось, что ему нравится быть в центре внимания. Позер.

По результатам общения у Рикке сложилось мнение, что Йерихау слабак. Натуральный слабак, ничтожество, сознающее свою слабость и пытающееся самоутвердиться путем доминирования в сексе. Нюанс заключался именно в сознании своей слабости. Серийный убийца Татуировщик был вершителем судеб, хозяином чужих жизней, а не слабаком. Серийные убийцы всегда считают себя выше, лучше, достойнее своих жертв. Они – львы, а все остальные люди в их глазах ни что иное, как покорное стадо, добыча. А Йерихау был не львом, а шакалом или гиеной. При первой встрече в баре Рикке ввела в заблуждение сдержанность Йерихау, которую она приняла за уверенность в себе. Ничего подобного – жалкий человечек отчаянно трусил и потому был скован. Львы не потирают потные ладони, не говорят о себе взахлеб, не заглядывают искательно в глаза. И еще львы не склонны распространяться на тему ничтожества окружающей их публики. Какой смысл говорить о том, что и так ясно, что не вызывает сомнений?

Можно было допустить, что Оскар был замечательным актером, но тогда ему еще надо было быть ясновидящим, чтобы догадаться об истинной цели визита Рикке.

Короче говоря – одним подозреваемым в списке стало меньше.

– На самом деле его картины не так уж и безнадежны, – сказал Хенрик, заводя машину. – Во всяком случае они гораздо лучше его чая. При случае их можно использовать как дополнение к основной выставке. Я – провокатор, люблю играть на контрастах. Не до такой степени, как Йерихау, но что-то сдержанно-блеклое его пейзажи вполне могут оттенить. Спасибо тебе, ты расширила мой кругозор.

– Не за что, – улыбнулась Рикке. – Всегда рада помочь. Так, со временем, наберусь опыта и открою свою галерею.

– Купи мою, – смеясь, предложил Хенрик. – Она уже раскручена, известна, а я по знакомству возьму с тебя недорого.

– Зачем тебе продавать такую милую галерею?

– Иногда так хочется почувствовать себя свободным… Я люблю искусство, но иногда мне хочется сбежать от него подальше. Валяться на пляже, рисовать пальцем на песке рожицы…

– Это тоже искусство! – поддела Рикке. – От которого ты якобы хочешь сбежать.

– Ты права, – уже серьезно ответил Хенрик. – От себя сбежать нельзя.

Оставив машину в гараже дома Хенрика, они отправились бродить по Копенгагену и бродили так качественно, что вернулись обратно лишь в три часа ночи. Есть люди, рядом с которыми забываешь о времени напрочь. Хенрик был из таких.

Понедельник начался с информации от Оле.

– Очень важно обращать внимание на мелочи, Рикке, – наставительно сказал он, присаживаясь на край стола Рикке. – Вот я, например, сразу понял, что господин Эрландсен вряд ли может быть Татуировщиком.

– Как, интересно, ты это понял и почему не сказал об этом мне? – Рикке стало обидно – они же вместе ведут расследование.

– На его имя не зарегистрировано ни одного автомобиля, только мотоцикл. Трудно представить, чтобы он развозил тела своих жертв на мотоцикле, а?

– В общем-то, да, – согласилась Рикке, досадуя на свою недогадливость и скрытность Оле. – Но он же мог брать машину напрокат.

– Мог, но вряд ли бы стал, слишком уж это бросается в глаза. Кстати, после каждого нового трупа мы интересуемся теми, кто брал машины напрокат в последние дни, так что мне даже бегать никуда не пришлось, я просто поднял данные и внимательно их изучил. Итог таков – у Эрландсена нет машины, он не брал машину напрокат перед убийствами, мой знакомый торговец цветами за все эти годы, что он там сидит, ни разу не видел нашего Йокума за рулем автомобиля, завсегдатаи бара, с которыми мне удалось потолковать, в один голос утверждали, что Йокум ездит только на мотоцикле и в его гараже нет автомобиля.