Рус

Девушка шла с матерью одетой скромно, в красновато-коричневую тунику, а голова покрыта черным платком по случаю траура. Дочери на выданье траур долго носить нельзя. То ли смерть близкого родственника, скорее всего, мужа, отучила мать улыбаться, то ли никогда и не умела. Само собой прогуливались они там, где продаются дорогие товары и тусуются богатые победители-викинги, а не местные трусливые нищеброды. Победа и богатство – это маркеры силы и удачи, которые необходимы, чтобы выжить в любой эпохе и особенно – в жестокой нынешней. При этом женщины, даже в просвещенном двадцать первом веке, предпочитают победителей богачам, если разрыв небольшой. По их мнению, бетонщик-хулиган лучше более умного и состоятельного программиста-«ботаника», которому он настучал по голове. Это не помешает женщинам посмеяться над фото-жабой на победителя, которую в отместку разместит побежденный в интернете.

Когда они подошли к лавке Давида, я обратился к матери:

- Ты когда-нибудь ела сливовый пирог с корицей?

На самом деле иудей продавал не корицу, а родственное ей, менее ядреное и полезное растение кассию. Не корысти ради, а токмо по неразумению. Кстати, и в двадцать первом веке большая часть людей, живущих не на Цейлоне, покупали в супермаркетах кассию индонезийскую по цене цейлонской корицы. Поскольку я бывал на острове лучших в мире чая и корицы, мне там объяснили, как отличить настоящую от ее родственников. У корицы используют только тонкий внутренний слой коры толщиной около миллиметра, поэтому она более ломкая, рассыпчатая и светло-коричневая, а у кассии берут всю кору, поэтому толще в два-три раза и, как следствие, плотнее, тверже и красновато-темно-коричневая. После того, как я в прошлый визит рассказал Давиду, как его надувают арабские купцы, у которых он покупал корицу, иудей проклял всех арабов и их предков и потомков до двенадцатого колена, не подозревая, что предки у них общие.

Мамаша растерялась, не сразу нашла, что ответить. Сейчас не принято ни у франков, ни у скандинавов, чтобы мужчина обращался к незнакомой женщине.

- А что, очень вкусный? – нашлась дочь.

- Очень, - ответил я.

Впервые я попробовал сливовый пирог в двадцать первом веке в Пиндостане, приготовленный дамой, которая ждала от меня больше, чем я хотел предложить. Угощая, она рассказала анекдот, связанный с этим пирогом. По многочисленным просьбам читателей рецепт в течение двенадцати лет публиковали в газете «Нью-Йорк Таймс», а потом случилось невероятное – главный редактор психанул и написал, что рецепт публикуется в последний раз, так что пусть (на счет того, как он обозвал тупых домохозяек, существует несколько версий, и одна лучше другой) вырежут его, заламинируют и повесят на дверцу духовки извне.

- Я дам вам корицу, сахар и сливы, вы приготовите пирог, а я приду в гости, и вместе съедим его, - предложил я.

Сказать, что это противоречило всем нормам нынешней морали – ничего не сказать. Так от викинга, которых франки считали варварами, чего еще ждать?! Наверное, побоявшись разозлить меня, вдова, перепуганная такой честью, сразу согласилась. Я заплатил Давиду за щепотку кассии и кусочек светло-коричневого сахара, который сейчас производят на Сицилии и Пиренейском полуострове из завезенного туда сахарного тростника, после чего купил лукошко мелких темно-синих кисловатых слив, которые сейчас продавались на каждом углу, проводил мать и дочь до их дома, деревянного и с довольно большим двором, по пути рассказав, как приготовить тесто, и поразив, как догадываюсь, этими знаниями даже больше, чем бесцеремонностью. Представляете жуткого викинга, тупого варвара и кровавого убийцу, объясняющего женщинам, как приготовить тесто для пирога?! Вот и они раньше не представляли. Заодно выяснил, что покойный муж был барышником и коневодом. Большой двор и конюшня на дюжину стойл нужны были ему для содержания племенных кобыл и выездки подросших жеребят. Он вместе с двумя старшими сыновьями погиб во время предыдущего налета викингов, возвращаясь в город с выпаса.