Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики) (СИ)

Вскоре, конечно, первым встанет сам "Эс Эс". Сан Саныч... Сэнсэй из Краснодара. Скорее всего, он неспешно подогреет в котелке воду, чтобы заварить себе крепкий утренний чай. Добавит в заварку мелиссу и перечную мяту, что сорвал здесь, неподалёку. И потянется по лесу легкий сизый дымок костра, смешанный с запахом мятного чая. И потому, заранее решив "пособить" Сан Санычу, Андрей натаскал охапку сухих веток и сложил её около потухшего за ночь костра.

Его самого, не смотря на ранний час, уже манила к себе река. Горная, прохладная, стремительная, поначалу обжигающая своим холодом. Такое купание бодрит, а после него по телу разливается приятная теплота... Андрей знал неподалёку довольно глубокую лагуну с очень чистой, прозрачной до самого дна, водой.

Захватив в палатке свою вездесущую холщовую сумку с длинной ручкой, он повесил её через плечо и стал быстро спускаться вниз, по крутому склону. Преодолев спуск, прошел по бездорожью негустого пролеска, в котором Сан Саныч умудрялся найти молодые, крепенькие грибы. Потом через пустошь, заросшую высокой, местами колючей, травой вышел на грунтовую дорогу. Слегка пригладил непослушные волнистые волосы, доходящие до плеч, и шелковистую светлую бороду. И бодро, быстрыми бесшумными шагами, устремился вдаль.

В нужном ему месте, Андрей свернул с грунтовки, и по узкой, знакомой ему, тропе через лес вышел к берегу реки и вдоль нее - к живописной речной лагуне. Тут он сразу разделся и, зайдя в воду, шумно нырнул. Вода обожгла холодом, а затем он поплыл, разогреваясь движением. Накупавшись, вышел, стряхивая с себя воду, как пёс. Натянул футболку, штаны и олимпийку на мокрое тело. И долго сидел и смотрел, как восходит солнце, потягиваясь и делая дыхательные упражнения.

С этого места открывалась широкая панорама. Солнце вставало из-за гор. Речная вода спускалась всё ниже и ниже по каменным уступам. Потом - более широкое речное русло, деревянный мостик через реку близ посёлка, а следом за ним -- первые окраинные дома. А вдали, за подступающими к реке скалами, что наверху покрыты лесом, синели горы.

Андрей сидел на берегу небольшой реки...Чувствовал, как вода уносит в своем течении вдаль его мысли, погружает сознание в далёкие, ушедшие образы...

Когда-то он был поэтом. Нет, он не публиковал стихов. Он не работал поэтом - нет такой профессии. Он им просто был. И, как все поэты, тот молодой Андрей мечтал о чем-то недостижимом, далеком и прекрасном. Материально, конечно, он не обладал практически ничем. Но это его нисколько не смущало. Да и все люди тогда еще не были настолько зациклены на материальных соображениях. В общем, Андрей имел слишком мало для того, чтобы бояться терять. И слишком много для того, чтобы бояться жить. Чаще всего, это и составляет счастье.

Андрей относился к будничной повседневности легко; она не сильно давила его. Он был молод и любил странные, глупые компании. Внешне он казался человеком, не знавшим горя. И, действительно, Андрей с равнодушием встречал сонмы "укусов судьбы", о которых говорил Гамлет; как раз таки тогда он впервые прочел его в оригинале.

Конечно, он был странным человеком... Из числа тех, кто предпочитает с утра пить чай вприкуску с мыслями, вычитываемыми из книг, а не водку с пивом. Хотя, чаще всего, утро для него начиналось часов в двенадцать, поскольку он работал ночным сторожем. А еще, он говорил со звёздами по ночам, много размышлял и многое чувствовал. Андрей жил в своем собственном, замкнутом мире - и казалось, дышал только им. Этим миром своих иллюзий.

Увы, полностью изолированных миров не существует. Реальность врывается даже в сны самых скрытных людей, та неприкрытая реальность страшного мира, которая готова разорвать, раскромсать в клочья маленькие и уютные индивидуальные мирки. Поэты обычно бывают особо ранимы и чувствительны. И порой они затыкают уши, чтобы не слышать обыденной пошлости и закрывают глаза на фальшь и банальность, - на всё то, что так присуще общественным стадам. Чётко осознавая и слыша звуки и дыхание иного, внутреннего, мира, поэты живут, будто люди с ободранной кожей: впитывают, как губки, внутрь себя боль окружающего пространства. И плачут, когда с мира слезает краска, обнажая голый скелет.

Любой поэт долго не может выносить поэтического состояния, своей повышенной эмоциональной чувствительности, одновременно пребывая и здесь, и где-то ещё. Рано или поздно, поэты... Или полностью уходят в иной, нереальный, ими созданный мир, который почти не соприкасается не только с миром пресловутой реальности - но порой даже с миром разума, или... умирают. По житейским соображениям, это происходит вроде бы от других причин, и всегда слишком рано. Поэт может либо свихнуться, либо умереть.

Он...умирал.