Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

На широком фоне взаимоотношений Орды и Руси рассматривает курские события В.А. Кучкин. Он предполагает, что «при передаче (ханами. — Ю.К.) представителям ордынской знати покоренных русских земель имела место определенная административно-территориальная реформа, лишь отчасти считавшаяся с территориальным делением русских княжеств в домонгольское время». И данное «летописное повествование содержит ценный, а в ряде случаев и уникальный материал, позволяющий судить об организации ордынской власти в покоренных русских землях и развитии этих земель в условиях чужеземного господства» в целом, а также «о повседневной практике, обычной деятельности ордынской администрации на Руси, ее взаимоотношениях с местными князьями».[808]

Думается, что в этих, без сомнения, уникальных известиях говорится все-таки не столько о повседневности, сколько об экстремальной ситуации, вызванной конкретными причинами (неурядицами среди как монгольских вельмож, так и русских князей), и в том числе фактором территории, соседствующей с непосредственными владениями Орды. Распространять специфику отношений в этой зоне на все русские земли вряд ли правомерно, хотя, безусловно, какие-то общие черты могли иметь место.

В этом свете заслуживает внимания подход к курским коллизиям В.Л. Егорова. Важнейший его вывод состоит в том, что место, где произошли события, связано с понятием «буферная зона». Территориально-социальное предназначение этих зон автор формулирует следующим образом. Они ограничивали русские пределы с юга и «располагались на русских территориях, откуда большая часть населения после нашествия 1236–1241 гг. переселилась в более спокойные северные области. Появление таких зон — инициатива монголов, а их назначение — одна из форм эксплуатации русского населения, сохранившегося в порубежных районах. Буферные зоны не представляли непрерывной полосы, тянувшейся вдоль кромки русских княжеств. Каждая из них являлась замкнутым владением, власть в котором находилась в руках золотоордынских феодалов или откупщиков. Наличие буферных зон — характерная черта XIII в., когда русские княжества постепенно восстанавливали подорванные силы и не могли уделять внимания в значительной мере опустошенной пограничной со степью полосе. Хотя название "буферная зона" носит несколько условный характер, оно все же передает суть внутриполитического своеобразия таких районов. В XIV в. положение заметно меняется в связи с наметившейся тенденцией продвижения русских владений к югу, а также общим ослаблением Золотой Орды, приведшем к заметным территориальным потерям, особенно на западе. Все это способствовало исчезновению буферных зон…».[809] Что касается действий Ахмата, то В.Л. Егоров квалифицирует их лишь как попытку «создать на территории Курского княжества… буферную зону… не подчинявшуюся русской администрации»,[810] попытку к тому же оказавшуюся неудачной.[811]

Итак, если мы можем с уверенностью отрицать наличие военно-политической организации монголов во главе с баскаками, то существование их самих на Руси — непреложный факт.

В литературе неоднократно рассматривался и вопрос о периоде их пребывания на Руси. Так, С.М. Соловьев, а также Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский полагали, что баскаки исчезают уже с конца XIII в.[812] А.Н. Насонов указал на время начала XIV в.[813] Поистине «судьбоносной» в советской историографии для решения этого вопроса стала статья А.А. Зимина. Выступая продолжателем взглядов на роль монголов на Руси А.Н. Насонова, А.А. Зимин вместе с тем «продляет» пребывание монгольских баскаков в Северо-Восточной Руси до 20-х годов XIV в., связывая падение этого института с восстаниями в Ростове (1320 г.) и Твери (1327 г.).[814]

Как мы показали выше, сообщения источника, на который опирается А.А. Зимин, должны, видимо, относиться к восстанию 1262 г. Но, несмотря на отнюдь не бесспорность его аргументации, версия А.А. Зимина была принята многими отечественными учеными.[815] Нам представляется, что есть все основания вернуться к факту того, что институт баскачества существовал в Северо-Восточной Руси лишь несколько десятилетий — до начала XIV в., а не до 20-х годов XIV в.