Русь и Орда

Два года тому назад, когда боярская дума решала, как строить новый кремль и в каких землях искать умельца, способного руководить его постройкой, разгорелся жаркий спор: одни стояли за Византию, другие хотели строить по образцу немецких каменных крепостей-замков и звать зодчего немца. И тогда, неожиданно для всех, поднялся не любивший споров Федор Свибло.

– А на что нам немцы да греки? – негромко промолвил он. – Нешто у нас своих образцов мало? Вон хотя бы каменный кремль во Пскове: почитай, три века уже стоит и досе не сумели его взять те самые немцы, у коих вы теперь учиться хотите. Да и в Изборске не хуже. Есть и в иных заходных городах наших И все те кремли ставлены своими, русскими людьми.

Бояре подняли было Свибла на смех, но Дмитрию Ивановичу его слова пришлись по душе.

– Псковский кремль и вправду неплох, – сказал он, – да ведь надобно суметь такой сделать!

– Еще и получше сделаем. Без немцев и без греков, своими, русскими руками да умом.

– Ты, что ли, сделаешь? – насмешливо спросил старый боярин Босоволков.

– Хоть и я, – спокойно ответил Свибло. – Поеду во Псков и в иные каменные русские города, все обсмотрю и обмерю и выстрою не хуже, ежели великий князь повелит.

Бояре зашумели. Дмитрий был в нерешительности, но митрополит Алексей, перед словом которого привыкли склоняться все, неожиданно поддержал Свибла, и это положило конец спорам. Через несколько дней Федор Андреевич выехал во Псков и в Изборск, а младший его брат Александр – в Старую Ладогу и в Порхов для изучения тамошних каменных крепостей. Вернувшись несколько месяцев спустя с подробными записями и чертежами, они стали во главе строительства, многое еще додумали от себя и полностью оправдали оказанное им доверие: новый кремль получился на славу и Москве теперь не страшна была никакая осада.

– Ну что, Федор Андреевич, – спросил Дмитрий, когда боярин подошел и отвесил ему положенный поклон, – когда мыслишь управиться?

– К осени управимся, княже, – ответил Свибло. – Немного уже и осталось: с полуночной стороны, от самых Боровицких ворот, все башни выведены доверху, в Беклемишевой осталось лишь свести верх, Шешков свою тоже кончает. Более иных поотстала Фролова, да вот ведем теперь две новых, глухих, что ты велел добавить со стороны Москвы-реки.

– А Собакина как?

– Тимоха ее завершил. Ноне леса убирают.

– А ну, пойдем глянем.

Собакина башня стояла возле оружейного двора, в северо-восточном углу неправильного четырехугольника, образуемого стенами нового кремля. Несколько выступая из стен наружу, для удобства стрельбы, она представляла собой массивное круглое сооружение с выходящими на все стороны бойницами и плоской крышей, увенчанной по краю каменными зубцами.

Не доходя до нее шагов десять, Дмитрий остановился и обшарил ее сверху донизу внимательным, изучающим взглядом. Добрая работа! Камни тут подобраны один к одному и обтесаны гладко, будто выструганы. А оттого и вся башня кажется легче и стройней, чем другие.

Из ближайшей бойницы высунулась взлохмаченная русая голова на тонкой журавлиной шее и озабоченно поглядела наверх, где в это время здоровенный рабочий. с трудом удерживаясь на оголенных стропилах, готовился спускать тяжелую, заляпанную известью лесину.

– Эй, Кострома! Убьешься! – хриплым голосом закричала голова. – Обвяжись, дурило, веревкой да за зубец! С черта вырос, а все глупой, как дитё!

Заметив внизу великого князя, голова мигом втянулась в бойницу, а через минуту из башни показался и поспешно направился к Дмитрию и сам ее обладатель, мастер Тимофей Векшин. Вначале ему была поручена постройка другой башни, на восточной стене кремля. Но когда сын боярский Иван Собака, строитель угловой и наиболее ответственной башни, получившей его имя, сорвался со стены и поломал обе ноги, Векшин был переброшен сюда и много раньше, чем ожидали, завершил постройку.

– Будь здрав, Тимоша, – приветливо сказал Дмитрий Иванович. – Добрую башню ты вывел! Спаси тебя Христос, а я твоей службы не забуду.

– Рад служить тебе, великий государь, – земно кланяясь, ответил Тимоха.

– Все закончил?

– Все, княже. К вечеру леса уберем.

– Тебе от меня двадцать и пять рублев, а ватаге твоей пять ведер крепкого вина и день роздыху. Теперь ворочайся на свою старую башню и там потрудись тако же. Как ее завершишь, еще тебя награжу.

– Благодарствую, великий государь, спаси тебя Господь! А я послужу тебе, доколе живота хватит.

Дмитрий вошел в башню и по крутой каменной лестнице поднялся на ее плоскую крышу. Прямо перед ним развернулся неохватный вид на холмистое, покрытое лесами Занеглименье с разбросанными там и сям селами и монастырями; справа раскинулся захоронившийся в зелени обширный московский посад, отделенный от города широким рвом, идущим вдоль восточной стены кремля. От столицы во все стороны разбегались дороги: тверская, дмитровская, ярославская, владимирская, ордынская, серпуховская… Сколько их!