Но приглашение князей вовсе не говорило о бессилии или слабости города-республики. Временами Новгород обладал таким могуществом, что запросто менял на киевском престоле великих князей (Ярополка на Владимира в 980 г., Святополка на Ярослава в 1019 г.), успешно воевал с немцами, шведами, владимиро-суздальскими князьями (Липицкая битва 1216 г.), осваивал огромные территории от Белого моря до Урала. «Служебный» князь был нужен городу-республике не столько для внутреннего равновесия, сколько для защиты своих богатств от внешней угрозы. Со времен Ивана Калиты расчетливый город-купец принимал к себе не просто ищущих службы князей, а тех из них, кто на тот период был сильнейшим на Руси, а таковыми тогда все чаще становились князья московские, имевшие поддержку Золотой Орды. Лишь в период борьбы внуков Дмитрия Донского за великокняжеский стол Новгород занял откровенно антимосковскую позицию, укрыв у себя Дмитрия Шемяку с его свитой и оказав ему знаки внимания. Это обстоятельство Василий Темный посчитал для себя оскорбительным и воспользовался им, чтобы наказать мятежный город.
Зимой 1456 года московские полки расположились в 120 верстах от Новгорода – в Яжелбицах. Василий II, по обычаю того времени, разослал свои отряды для грабежа по земле Новгородской. Следует ли говорить, что поведение этих летучих отрядов мало чем отличалось от поведения литовских или татарских войск? Целью и тех и других была добыча, а здесь задача ставилась еще на устрашение и на провоцирование недовольства «меньших» людей действиями «лучших», навлекших на них такую напасть, как война с великим князем. Один из московских отрядов захватил город Русу и, взяв богатую добычу, как и положено разбойнику, поспешил унести ноги. Для прикрытия тылов осталось всего лишь двести воинов. Вот этому небольшому заслону и пришлось принять на себя основной удар высланного против них пятитысячного новгородского конного отряда, к несчастью не имевшего навыков ведения боевых действий в конном строю. И произошло неожиданное. Горстка московитов, обратив поражающую силу своих стрел не на закованных в латы и кольчуги всадников, а на их незащищенных коней, не только смешала наступающие порядки, но и обратила их в бегство. Победа была полной.
Договор, подписанный новгородцами в Яжелбицах после поражения, был не просто тяжелым, а кабальным. Согласно договору новгородцы обязались выплатить князю 10 тысяч рублей штрафа. Помимо этого, князь получил право собирать с некоторых новгородских пятин так называемый «черный бор», предназначенный для выплаты дани Орде, но фактически остающийся в распоряжении Москвы, а следовательно, и обогащающий ее. Кроме того, за поддержку «васильевых крамольников» Новгород впредь лишался древнего права давать убежище любому просящему его и самостоятельно вступать в какие-либо отношения с русскими князьями, не подвластными Москве. Не имея поддержки извне, новгородская вольница была вынуждена согласиться и на ограничение своего международного суверенитета. Отныне ни один договор не мог быть подписан, если его не одобрит великий князь и не скрепит своей печатью. Но самое страшное заключалось в норме договора, обеспечивающей его исполнение: великий князь оставлял за собой право все отступления от договора квалифицировать как «предательство» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Это была «мина замедленного действия». Реально оценивая ситуацию, новгородцы стремились избавиться от постыдной московской зависимости. Выбор же нового покровителя оказался невелик, вернее, выбора не было вовсе – единственную альтернативу Москве составляла Литва. Однако сразу сдаваться Казимиру новгородцы не решались, боясь попасть в еще большую зависимость, в том числе и от католической церкви. Только через пятнадцать лет после Яжелбицкого договора Новгород осмелился пригласить к себе в качестве служебного князя двоюродного брата Ивана Московского – полулитовца-полурусского Михаила Олельковича (Александровича), родного брата киевского князя Симеона, высоко чтимого в Северо-Западной Руси за подвиги в борьбе против Золотой Орды и Крымского ханства.