Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

Бой на улицах «города Владимира» был страшным, киевляне бились до последнего, и монголы, не имея возможности прорваться сквозь их боевые порядки, начали поджигать дома. Наступающая волна огня заставила русских воинов отступать, но и монголы из-за этого же не могли их быстро преследовать, а потому отступали горожане в полном порядке. Воевода Дмитр, хоть и был тяжко изранен накануне, вновь появился среди своих бойцов, отводя их в сторону Десятинной церкви и «Ярославова двора». Когда же монголы все же прорвались на главную площадь цитадели, то наткнулись на новую линию укреплений — за ночь вокруг храма киевляне поставили крепкий частокол и теперь с него отражали вражеские атаки. Часть горожан закрылась в укрепленном «дворе Ярослава», и теперь княжеский дворец стал полем сражения — нукеры бревном высадили ворота, и бой теперь кипел по всей его территории. Еще более яростное сражение гремело у Десятинной церкви, где монголы по приставным лестницам карабкались на частокол и откуда их сбивали русские воины. Когда степняки сумели разрушить ограду и прорваться внутрь, то сражение закипело прямо на площади перед церковью, бились на паперти и у самых каменных стен храма. Истекающего кровью воеводу Дмитра взяли арканом и бросили под ноги коня Субудая, однако старый воин не решился решать судьбу столь важного пленника, а отправил его в ханскую ставку к Батыю. Бой на площади еще продолжался, когда нукеры стали ломиться в церковные двери — крики ужаса и отчаяния донеслись из-за толстых каменных стен. А затем старый монгольский полководец увидел, как десятки охваченных страхом людей полезли на крышу Десятинной церкви, таща с собой свое добро. С каждой минутой их становилось все больше и больше, вскоре уже ими была покрыта вся кровля древнего храма, а они продолжали лезть из церкви наверх. Отчаянные крики ужаса летели к самому небу, заглушая треск пожара и грохот сражения, некоторые из киевлян от страшной давки на крыше срывались и падали вниз, разбиваясь о каменные плиты двора. А затем раздался страшный грохот, и Субудай не поверил своим глазам — огромный храм начал рушиться, по его стенам поползли трещины, он стал медленно оседать, а купола стали проваливаться внутрь, рассыпаясь на глазах. В церкви поднялся такой жуткий вой, что старому полководцу стало не по себе, а затем вся каменная громада, поднимая тучи пыли, со страшным грохотом рухнула вниз. А затем наступила жуткая тишина, прерываемая лишь громкими криками и стонами раздавленных людей, которые доносились из-под груды развалин, в которую превратился некогда прекрасный храм. Все было кончено, Киев пал. Было 19 ноября 1240 года.

* * *

А теперь буквально несколько слов о наиболее важных событиях легендарной обороны. То, что штурм велся со стороны Лядских ворот, зафиксировано всеми источниками, и сомнений в этом быть не может, так же как и в том, что это было самое удобное место для приступа. То, что киевляне во время осады совершали вылазки, косвенно подтверждается тем, что им удалось захватить знатного пленника — Товрула, от которого они и получили сведения о монгольских войсках. О том, что Батый, раздосадованный длительной обороной города и большими потерями орды, послал послов к защитникам с предложением открыть ворота, сообщает Никоновская летопись, об этом же свидельствует и В. Татищев. «И послал Батый в Киев ко горожанам, говоря такое: «Если покоритесь мне, будет вам милость; если же противитесь, много пострадав, зло погибнете». Горожане же никак не послушали его, но злословили и проклинали его. Батый же, разгневавшись весьма, повелел с великою яростью приступать ко граду». Из этих сообщений мы видим, что именно после этого ответа киевлян и начались яростные бои на участке стены у Лядских ворот, именно здесь и был нанесен главный удар после длительной подготовки. Страшный накал боев в Киеве также единодушно отмечают все летописи, это же подтверждают и археологические раскопки: «И тако многими пороки выбиша градныя стены, и внидоша во град, и гражане противу их устремишася; и ту бе видети и слышати страшно лом копейный, и скепание щитов, и сътрелы омрачиша свет, яко не бе видети неба в стрелах, но бысть тма от множества стрел татарских, и всюду лежаша мертвии, и всюду течяше кровь аки вода» (Никоновская летопись).