Русь против варягов. «Бич Божий»

«Древляне бежали с поля и затворились в городах своих». Хоть древляне и проиграли битву, хоть и были разбиты наголову, но еще не готовы были сложить оружие. Войска Свенельда устремились на Искоростень. Но город наглухо закрыл свои ворота и приготовился к обороне. Киевское войско стало около града. Города Свенельд умел брать только с ходу и желательно выманив перед этим противника за городские стены. Как это было в Бердаа. В противном случае воевода мог мучиться долго, как это было с Пересеченом. Надеясь на страх горожан перед его воинами, на то, что за стенами царят хаос и испуг, варяг бросил войска на приступ. «Но древляне града Искоростень, ведая вину свою, не смея покориться, крепко бились либо из-за стен, либо исходя из града. Ольга же, стоя все лето, не могла взять града приступом». Отчаяние придавало древлянам мужество и силу. Так бесстрашно бились они, что озадачили Свенельда. Надолго задерживаться под стенами города он не собирался, да и права не имел. Сейчас в Киеве никого. Так что компанию нужно заканчивать быстро.

Но силой город еще долго не взять. Значит, нужна хитрость, из тех, на которые мастера хитроумные женщины и варяги. Дальше летописи рассказывают о том, как Ольга надавала древлянам разных обещаний, склоняя их к миру. Затем следует легенда про птиц, которые хитроумная княгиня взяла в качестве дани с жителей Искоростеня, а потом подожгла привязанные к их лапкам трут и отпустила на волю. Из-за чего в городе случился масштабный пожар, который и сломил сопротивление горожан. Что-то подсказывает, что дело было несколько иначе, что все было куда проще. Обещания Ольга действительно, как и указано в летописи, дала, но выполнять их Свенельд совсем не собирался. И как только доверчивые и истомленные осадой горожане открыли ворота, чтобы закрепить мир, в Искоростень ворвались озверевшие от ненависти и утомленные долгой осадой викинги. Дальше было просто избиение: «И взяв град, сожгла весь; старейшин же града, отделив, и прочих людей нескольких казнила, других раздала в работу войску своему». Или, как подводит итог Карамзин, «Великая Княгиня, осудив некоторых старейшин на смерть, других на рабство, обложила прочих тяжкою данию». Вот так жестоко Ольга обошлась с убийцами своего мужа. Хотя наложить дань тяжелее, чем она уже была, было равносильно тому, что загнать практически весь народ в рабство.

Рука воина видна и здесь, только разделить, где действия Свенельда, а где княгини, вряд ли уже удастся. Скажем так: для Свенельда это был вполне нормальный и деловой подход, Ольга же не снизошла до милости к побежденным. Память о тех чудовищных событиях все еще витает по округе, «но мы должны судить о Героях Истории по обычаям и нравам их времени».

После этого на Руси наступает спокойствие. Буквально уже в следующем году «Ольга, оставив в Киеве во управлении сына своего, сама со многими вельможами пошла к Новгороду». Управление страной фактически снова остается в руках Свенельда. Сын мал, а Асмунд не тот человек, у кого хватит сил прибрать к рукам власть, пока рядом находится варяг со своей дружиной.

Но именно в этот период, когда власть теоретически находится в руках Ольги, начинают портиться отношения с Византией. В 954 году Русь предстает в арабских источниках в качестве самого важного союзника империи. В 956 году «Царь Константин прислал послов к Ольге и сыну ее Святославу просить, по обещанию ее, войска, поскольку тогда он имел нужду, и чтоб ему немедля прислать». Этот пункт прописан был еще в договоре, составленном Олегом. Вещий не зря прибивал свой щит на врата Царьграда. По договору он обещал, что за ту стабильную дань, за то финансовое бремя, что Византия несет постоянно в виде отчислений Киеву, русские полки будут помогать империи в обороне ее границ. Так было и вначале. Но Свенельд, как и Асмунд, не любит Византию и внушает свой взгляд на мир малолетнему Святославу. А кого будет больше слушать маленький герой – мать или двух прославленных в боях ветеранов? Святослав с самого раннего детства воспитывался как воин, и мнение прославленных бойцов ему куда ценнее и авторитетнее. Византию он рассматривает лишь как источник богатой добычи и славы. Но когда князь подрастет, у него сначала будут иные дела.