Русь расстеленная[СИ]

Африка не ответила. Она прятала лицо, делая вид, что возится с замком молнии на белой куртке. Таня капризно притопнула на подругу каблучком, да попала в самую лужу и обрызгала Африке белые брючки. Но та, на удивление, даже не захотела замечать грязи.

Вот эта Африка — не девка, а чурбан смоленый. Куксится и дуется, когда у тебя на душе птички чирикают. И вокруг не снег грязный, а словно изумрудную траву покрывают розовые лепестки шиповника. На душе легко, вот сейчас взлетишь, как этот лепесток от легчайшего дуновения ветерка… Таня даже сладко зажмурилась и приподнялась на цыпочки, словно действительно приготовилась взлететь.

Сто раз слышанная фраза, затертая, как строчки в прописях для первоклашек, вернула ее на землю:

— Девишка, а девишка! Как проехаться на рынок?

Африка от этих слов споткнулась да так, что чуть в луже не растянулась. Таня Ким вовремя подхватила ее под локоток и весело прищурилась на кавказца в машине:

— Чего вы так громко девочек пугаете? У нас конституция нежная, нас легко обидеть.

Водитель из «линкольна» глянул на них прижмуренными глазами, словно облизал обеих с ног до головы.

— Да рынка далеко? — спросил он масленым голосом.

— Далеко — не далеко, а покатаете, так и покажем! Только какой сейчас рынок?

— Меня там дружбаны ждут.

Таня не разбиралась в марках автомобилей, но понимала толк в хромированном шике и в блеске зеркальных стекол. А вот на Африку словно столбняк напал — посерела и не двигалась, за руку ее пришлось за собой в машину тащить.

Таня Ким была на седьмом небе, ее на таких вот машинах катают! Она снова стала сама себе царица, самая милая, самая славная, самая любимая… всеми подряд. Царица эта первое время шарила розовыми пальчиками по кожаной обивке салона, прикасалась к хромированной окантовке, ахала и охала, даже когда машина еще не успела тронуться с места.

Африка, как злобный зверек, забилась в угол на заднем сиденье и полуприкрыла глаза. Таня болтала без умолку, подавшись лицом к водителю через переднее сиденье, не обращая внимания на то, что ей не отвечают и везут совсем не в ту сторону, где кавказцы обычно оккупируют рынок.

6

Таня редко задумывалась о чем–нибудь в своей короткой жизни, она жила инстинктами, но самого главного среди них не было — страха самосохранения.

В ее жизни было так мало по–настоящему страшного, зато слишком много легкодоступного, вольготного и комфортного. Ну и что с того, что ее всегда дразнили подружки каким–то заезжим отцом–корейцем, который на базаре в Гомеле арбузами торговал и только на одну ночь к ее матери на ночлег напросился. Наутро уже этого корейца ищи–свищи, ну и пусть. Таня зато всегда была благодарна своему залетному отцу, за то, что он ее в эту жизнь пустил, где она ни дня не оставалась без веселья. Такая уж у нее была натура, приговаривала она сама себе.

К рынку Таня Ким питала особое пристрастие, там всегда шумно, тесно и весело. И главное, там никогда не стыдно, потому что никто никого не узнает в толкучке. Поэтому она и не боялась залетных торгашей–кавказцев, которых девочкам часто навязывал их сутенер Боня. У Тани и самой отец торговал на рынке арбузами и передал ей свои гены в наследство, как она часто приговаривала. Хотя сколько она ни выпытывала о нем родную маму, мать и сама ничегошеньки не знала о ее залетном бате, но поминала его лихом, лишь когда выпьет.

Трезвая была — слова от нее не добьешься, а пьяная по вечерам — так поет или воет. Все уборщицы из дворца культуры, где работала и по сей день работает ее мама, собирались каждый день у них на квартире, как в клуб по интересам, и всем девишником заводили песни, пока соседи не начинали грозить милицией. Но милиция никогда не приезжала, участковый хорошо знал, что с этими вдовушками и матерями- одиночками не сладишь, но иногда приходил сделать суровое внушение. Рьяные тетки на какое–то время приглушали голос, но пили и выли потихоньку, пока не свалятся под стол. У них дома они обычно и ночевали на квартире, если их не разбирали родственники, поэтому у Тани дома всегда и было весело, тесно и шумно, как на рынке.

Под конец гулянки пьяных теток иногда приходили разводить по домам их девчонки. Одна из них была постарше годами и умудренная житейским опытом не по годам. Она приучила младших девочек допивать за матерями, что оставалось в рюмках и бутылках. Со временем после того, как умолкнет хор престарелых «девушек», им на замену вступал хор девочек.

Старшая заводила на полном серьезе учила малявок курить, а курили–то пьяные матери «беломор» или «памир», от которых малолеток бил кашель. Но заводила поучала:

— Надо или курить в затяжку, или вообще не курить, а то в легких рак причинится, если дым просто так без толку пускать. А если затянешься, то рак сквозняком через дым обратно вытянется.