Русь. Том II

Политика стала нормой нашей жизни — общественной, частной, бытовой. Митинги, газеты, телевидение. Пенсионеры с плакатами, женщины с микрофонами в руках на шумных площадях, подростки в переходах метро, бойко рекламирующие сенсационные новости. Предвыборные кампании, референдумы и бесконечные споры — о прошлом, настоящем и будущем России. Революция или эволюция, гражданская война или бескровная смена власти, левые, правые, мученики и виновники, партии, блоки, группировки — всё, как в начале века. Всматриваясь в будущее, оглядываемся на прошлое. Что сбылось и не сбылось, чьи прогнозы оправдались, от каких предостережений отмахивались. Прежние кумиры «сбрасываются с корабля современности», всплывают новые имена, из тлена и праха восстанавливаются забытые произведения. «Рукописи не горят», «возвращённая литература» — знамение нашей эпохи. Ведь не впервые Россия стоит на перепутье — учесть ли уроки западной цивилизации или остаться верными самобытности, искать свою, никем не проторенную дорогу? В нынешних ожесточённых перепалках полезно вспомнить, к каким итогам приходили лучшие умы в не таком уж далёком прошлом.

Именно этим раздумьям посвящен роман-эпопея «Русь» одного из самых популярных писателей первого послереволюционного десятилетия Пантелеймона Романова. I–III части её увидели свет в 20-х годах. Широкая панорама российской действительности начала ХХ века — города, поместья, все слои общества, разнообразие характеров, самые парадоксальные ситуации, описанные с мягким юмором, то лирически, то сатирически, а за всем этим сверхзадача — стремление постичь сущность загадочной русской души. И в крестьянах, и в помещиках, и в чиновниках подмечает писатель выражение общего национального характера — шального, безалаберного, мятущегося, склонного к отвлечённым рассуждениям и эмоциональным всплескам, а не к практическим действиям, уповающего на «авось», на то, что всё само собой сделается и образуется. IV и V части, в которых изображалась первая мировая война, появились в 1936 году — не в первоначальной редакции, а в переработанном под диктатом критиков и идеологических работников виде. Эпопея осталось незавершённой. VI часть, в которой описывается Февральская революция, дошла до нас в черновом варианте. И всё-таки мы рискуем предложить вниманию читателей этот недоработанный, неокончательный текст (с сокращениями), поскольку перед нами не только художественный, но и исторический документ.

В наше бурное время, когда особенно много споров о поворотных событиях семидесятилетней давности, любое свидетельство очевидца просто бесценно, а тем более — очевидца вдумчивого, наблюдательного, честного и объективного, не ослеплённого фанатизмом и не подверженного политическому ажиотажу.

Видно, и в самом деле Пантелеймону Романову удалось подметить и отобразить важнейшие стороны русского национального характера. Когда читаешь страницы его эпопеи, невольно ловишь себя на мысли, что уж очень современно они звучат, — столько перекличек с событиями сегодняшними. Упоение какими-то завоеваниями (вспомним недавнюю эйфорию от начавшейся перестройки), избыток эмоциональных реакций и недоумение по поводу того, что же реально, конкретно надо делать. Сколько прекрасных лозунгов, высоких идей, красивых слов — и минимум практических результатов. Что это — исторические парадоксы, ирония судьбы или фатальные свойства русской натуры? Книга Пантелеймона Романова не только наталкивает на эти раздумья, но и помогает ответить на «проклятые» вопросы. Кстати, первые пять частей в скором времени должны выйти в издательстве «Дружба народов». Надеемся, что наша публикация архивной, никогда прежде не печатавшейся и практически недоступной широкой аудитории части пробудит интерес читателей к творчеству замечательного русского писателя с непростой судьбой.

Полвека было предано забвению имя Пантелеймона Романова, а в 20-е годы его популярность почти не уступала славе Маяковского или Есенина. Родился в 1884 году, детство провёл в деревне, служил в банке — работа скучная, но зато поездил по России. Вглядывался, изучал, накапливал впечатления. Первые рассказы появились в 1911 — 1913 годах. Успеха добился чуть позже — у читателей, но не у критики. Ситуация парадоксальная и в то же время типичная для литературной жизни 20 — 30-х годов. Чем больше злобствовала критика, тем больше читали, и наоборот.

Правда, были благожелательные отзывы Луначарского и Горького, но… они погоды не делали. Это потом классикам стали поклониться как идолам, а в двадцатые годы «буревестнику революции» самому доставалось от пролетарской критики, видевшей в нём подозрительного «попутчика».