Русь Залесская

«Кабы не шапка, рассёк бы ирод голову», - подумал дьякон. Он полежал немного. Сквозь тучи виднелись редкие звёзды. Они то появлялись, то исчезали. Где-то в стороне громко лопотали и смеялись ордынцы.

«Тверь наша многострадальная… - думал дьякон, - И за что ты, господи, покарал нас, за какие грехи?»

Дюдко откинул руку, упёрся в чьё-то тело. «Кругом смерть, - подумал дьякон. - Где-то тут и Борисович лежит…» Дюдко поднялся на четвереньки, пополз в ту сторону, где дрался торговый вологодский мужик. Возле каждого убитого останавливался, вглядывался в лица, узнавая знакомых, вздыхал тяжко:

- Ох-хо-хо! Прими, господи, душу его…

У самой стрельницы наткнулся на Борисовича. Тот лежал, раскинув в стороны руки. Дьякону показалось, что Борисович дышит. Он торопливо расстегнул шубу, припал к груди, чуть слышно прошептал:

- Нет, не жив удалец. И кто скажет дома про смерть твою?

Чу! Дьякону почудился чей-то стон. Он насторожился. Стон повторился совсем рядом. Дюдко пополз в ту сторону. Раненый сидел, прижавшись к стене.

- Жив, человече! - обрадовался дьякон.

Из-за туч вынырнула луна, бледным светом озарила лицо раненого.

- Княже? - удивился Дюдко. - Ах ты, господи! - Он засуетился, с трудом встал. - Сейчас я, княже, отдышусь малость, помогу тебе.

Александр, медленно ворочая языком, спросил:

- Ордынцы-то далече?

- Слышал, поблизости бродят. Того и гляди, сюда нагрянут.

- Бежать нам надобно… Помоги мне… Да броню расстегни… Скину её, легче будет…

Дьякон расстегнул на Александре кольчугу, помог встать. Поддерживая друг друга, они выбрались за ворота, на выгоревший посад.

- Чш-ш, замри, княже, -только и шепнул Дюдко.

Они затаились у развалин избы. Мимо, совсем рядом, гремя оружием, прошёл ордынский караул. Ордынцы переговаривались.

- Москва - богатый город…

- На Москву не будет похода…

- Московский князь Иван полонённых тверичей выкупает…

- А к чему их в Орду гнать, дорогой передохнут. Лучше ногатам в сумах звенеть. Веселей обратный путь будет…

Ордынцы ушли. Когда опасность миновала, князь Александр и дьякон зашли в кусты, затаились. Немного погодя Дюдко шепнул:

- Посиди, княже, а я скоро ворочусь…

Он снова выбрался из кустов, прислушался. Неподалёку ржали кони. Дьякон, поминутно останавливаясь и озираясь, направился в ту сторону. Блеснул костёр. Четверо ордынцев грелись у огня. В стороне, у дерева, рыли копытами снег лошади.

Дюдко прокрался к ним, дрожащей рукой отвязал одного коня, затем другого. Губы беззвучно шептали:

- Осподи, помоги… Только бы не углядели, ироды…

Не выпуская из рук поводья, он отвёл лошадей в сторону, взобрался в седло, промолвил:

- Выносите, родимые…

Князю Александру время казалось вечностью. «А может, дьякон покинул меня, сам ушёл?» - мелькнула мысль.

Вспомнились слова караульного ордынца. Говорил тот: «Московский князь полонённых тверичей выкупает». Александр с горечью подумал: «Ныне ещё больше окрепнет Москва».

Его размышления оборвал стук копыт, треск ломаемых сучьев и голос дьякона:

- Княже, где ты?

Он сидел верхом на коне, держа в поводу другого.

- Здесь я, - отозвался Александр.

Он вышел на дорогу и, взяв из рук дьякона повод, с трудом сел на коня.

- Теперь поспешай, княже, а то хватятся. Кажи, куда путь держать?

- На Псков! - коротко бросил Александр и тронул коня.

* * *

Оставив Тверь в развалинах, орда двинулась назад. Туралык и другие темники были довольны. Хоть и малую добычу взяли в Твери, зато новгородцы прислали богатые дары да две тысячи серебра…

И снова шла орда, а далеко впереди неё, упреждая смердов об опасности, скакали невидимые для ордынских дозоров воины князя московского.

От Торжка Калита повернул на Москву. Позади его дружины тянется длинный обоз с пленными тверичами. Калита едет далеко впереди, раскраснелся на морозе. На нём, поверх кольчуги, бобровая шуба, на голове княжья круглая шапка, отороченная соболиным мехом. Вороной конь под князем идёт-танцует. Рядом с Иваном Даниловичем едет дворский. Он по плечо Калите. Задрав огненно-рыжую бородёнку, заглядывая в рот князю, ловит каждое его слово. Время от времени поддакивает.

А Калита наказывал:

- Ты, Борис, тех тверичей, кто ремесло знает, сели на Москве слободами… Кто же торговые, то тем не перечь, пусть торгуют… Да скажи всем, что отныне они московляне и всем им свобода… Пусть отныне о Москве помышляют, а не о Твери. Москву ремеслом да торговлей красят… А смердам пусть тиуны землю сыщут, и сёлами те смерды осядут… Одно село, ежели будешь мне служити и детям моим, тебе даю. А не будешь служити, отниму село…

Дворский поклонился.

Князь умолк, предался думам.