Катафалк не хочет – по дороге, где лежат гвоздики на снегу.…Рассказал профессор Ольдерогге то, что повторить я не смогу:про миры иные, золотые, без придумок и без заковык.Пшикайте, патроны холостые! Что миры? Я к здешнему привык.Катафалк, железная утроба, дверцей кожу пальцев холодит.А внутри его, бледна, у гроба моя мама бедная сидит.Этот гроб красивый, красно-чёрный, я с сестрицей Лилей выбирал.В нём, упёрший в смерть висок точёный, батя мой лежит, что адмирал.Он торжествен, словно на параде, будто службу нужную несёт.Был он слеп, но нынче, Бога ради, прозревая, видит всех и всё. Я плечом толкаю железяку: не идёт, не катит – не хотит. Голова вмещает новость всяку; да не всяку сердце уместит. Хорошо на Ячневском бугрище, где берёзы с елями гудут! Ищем что? Зачем по свету рыщем? Положи меня, сыночек, тут! Через сорок лет и мне бы здесь лечь, где лежит фамилия моя. Буду тих – как Тихон Алексеич с Александром Тихонычем – я. А пока гребу ногой по снегу, и слеза летит на белый путь. Подтолкнёшь и ты мою телегу – только сын и сможет подтолкнуть.5, 17 марта 2005 г.
3. СОРОКОВИНЫ
Третий день… девятый… сороковый … Враз поправит Даль: сороковой.Что толочь-трепать словарь толковый, безтолковый в песне роковой!Горевые думы домочадца: домовиной память горяча.Батя прилетает попрощаться. Тает поминальная свеча.Я гляжу, поддатый, бородатый, на немую вертикаль огня.Батя, ты теперь – прямой ходатай пред Престолом Божьим за меня.Ты отныне выйдешь в бело поле Серафимов, Ангелов и Сил.Ты такого не видал – тем боле ты всегда немногого просил.Как тебе? Не холодно скитаться? Может статься, даже весело?Я – с тобой не прочь бы посмеяться. Только – нынче губы мне свело.Всё сегодня видится нерезко… Колыхнулась пламени стрела.Шелохнулась, что ли, занавеска?.. И душа – узнала, обмерла.20–21 марта 2005 г.
«В неделю первую Поста…»
В неделю первую Постабыла еда моя проста,да тяжек ум. Хотя в капели,слетавшей с синего холста,я слыхом слышал Те уста,что говорили или пели.В неделю первую Постабыла душа моя чистаи по отцу сороковинысправляла. И, неся свой крест,сквозь слёзы видела окрестсвои ж безчисленные вины.Не досчитавши до полста,я список лет прочёл с листаи, ужаснувшись, благодарен:у Гефсиманского кустамне тоже Чаша – не пуста,напиток огненный – нектарен.29 марта, 7 августа 2005 г.